Михаил Зуев-Ордынец: Желтый тайфун [Повесть и рассказы]

Гренобль перевел взгляд левее и ниже, туда, где на внешней опушке джунглей скупо мигал огнями форт. Там пела вечерню зорю труба, и звук ее, то опадая, то снова поднимаясь, тянулся без конца, как надоедливая тонкая нитка.

«Вот две враждебных крепости, — думал Гренобль. — И война между ними, на первый взгляд может быть и незаметная, но от этого еще более страшная и беспощадная, кончится только с полным поражением одного из врагов…»

Боевой задор, которым капитан горел весь день, выдохся. И сколько он теперь ни пришпоривал самого себя, вместе с сумерками наползала лишь гнетущая тоска от сознания, что впереди еще трудная, бесконечная борьба, а, может быть, и бесславное поражение.

Невеселые мысли его оборвал женский голос из дальнего угла комнаты:

— Итак, Жак?

— Что итак? — отозвался капитан.

— Ваш окончательный ответ?

Капитан побарабанил по подоконнику пальцами и ответил хмуро:

— У меня нет денег!

В женском голосе заплескалась плаксивая злость:

— Я это знала, Жак. Я знала, что вы меня не любите и не хотите, чтобы я была вашей женой.

— Без глупостей, Жанна! Вы прекрасно знаете, как я вас люблю. Но что прикажете делать, когда на шее буквально удавка? И неужели отец Огюст так настаивает на этом пункте?

— О, вы еще не знаете моего брата. Сегодня, уходя в церковь, оно сказал мне: «Передай капитану Гренобль, что для офицера не сдержать слово — это значит опозорить свои эполеты. Весь форт ждет, когда же он уплатит свой долг поручику Галь. В противном случае ему остается одно — уйти навсегда из нашего дома и закрыть за собою плотнее дверь». Он так и сказал, Жак: «закрыть за собою плотнее дверь».

— Но у меня нет денег, — с мрачной злобой твердил капитан. — Нет, нет, нет!

— Я это знаю, Жак. Знаю, что поручик Галь несколько раз отсрочивал вам выплату долга. А теперь требует уплатить немедленно. Разве он ваш враг?

— Нет! Он хочет лишь одного — увидеть меня с простреленным виском или без эполет, чтобы занять потом мое место коменданта.

— Ах, если бы у меня были эти несчастные две тысячи франков. Я бы сама бросила их в лицо этому негодяю Галю. Но по завещанию я могу получить свою долю наследства только после выхода, с согласия брата, замуж. Что же делать, Жак, вы слышите?

Ветвистая молния разодрала небо. Комната на один миг наполнилась ослепительно-ярким зеленым светом. Над горами глухо и коротко проворчал гром, как будто там заворочался кто-то громадный и неуклюжий.

— Гроза приближается, — сказал тихо капитан.

— Жак, что же вы молчите? Неужели невозможно достать денег?

Гренобль молчал. Через плечо он, не отрываясь, смотрел на горы, на деревню. Там уже погасли костры, за исключением одного яркого большого, казавшегося отсюда пылающим шаром.

— Нет, невозможно! — ответил Гренобль. — Так же невозможно, как погасить отсюда вон тот костер.

Жанна встала. Слышно было, как скрипнули под нею половицы:

— Тогда нам не о чем больше разговаривать. Капитан Гренобль, прошу вас, уйдите отсюда и притворите за собой плотнее дверь! Чтобы… чтобы не вернуться обратно!

Зашумел отодвинутый лонг-шез. Капитан тоже встал.

— Вот как вы заговорили? — едко бросил он.

Из темноты слышались уже заглушенные рыданья:

— Да… уйдите… уйдите скорее… Я думала… надеялась…

— Я знаю, что вы думали и на что надеялись, — жестко и грубо оборвал ее Гренобль. — Друг друга мы не любим. Это так! Нечего играть в прятки. Нам обоим нужно ваше наследство для того, чтобы уехать во Францию из этой проклятой страны, которую мы оба ненавидим. По завещанию, наследство вы можете получить, лишь выйдя замуж, притом с согласия брата, вашего опекуна. Но он, гнусная ханжа, не даст согласия до тех пор, пока я не уплачу карточный долг поручику Галь. А чтобы расквитаться с поручиком, я должен иметь на руках две тысячи франков. Так?

— Так! — прозвучал в темноте ответ, полный трепетной надежды.

— Успокойтесь. Я завтра же уплачу поручику долг.

— Как? Что вы сказали, Жак?

— То, что вы слышали. Завтра утром Галь получит от меня две тысячи франков!

— Но откуда вы возьмете деньги?

— Видите, Жанна, на этот вопрос…

Новая вспышка молнии и испуганный истерический крик Жанны оборвали его на полуслова. Капитан бросился вглубь комнаты, где смутно белела фигура девушки.

— Что с вами, чего вы испугались?

— Там… там… около вашего окна… голова человека. Я ясно видела… молния осветила.

Гренобль подбежал к окну, лег на подоконник, высунувшись наполовину наружу. Около дома было темно и тихо. Неясным шорохом шепталась ночь, да где-то в кустах пересвистывались китайские дрозды. Капитан снова опустился на лонгшез: