Николай Далекий - Не открывая лица

Как только стало известно о крупной недостаче боеприпасов, Шварц почему-то сразу же вспомнил о солдате со странным взглядом. Он навел справки. По профессии Эрлих был художником-пейзажистом. Две или три его работы были отмечены премиями на заграничных выставках. В роте Эрлих держал себя обособленно, ни с кем не сближался и не дружил. Солдаты считали его человеком замкнутым и крайне неспособным к военной службе. В разговоры он вступал редко, но его высказывания почти всегда были подчеркнуто патриотичными. Так, например, фельдфебель роты Штиллер рассказал обер-лейтенанту, что однажды он во время сильной стужи спросил у окоченевшего Эрлиха, не замерз ли он, и получил ответ: “Нет! Мне тепло от одной мысли, что фюрер в эту минуту думает о каждом из нас…”

Фельдфебель Штиллер страдал полным отсутствием чувства юмора. Ответ солдата он принял всерьез и, сообщая об этом случае, видимо, полагал, что рекомендует Эрлиха новому начальству только с хорошей стороны, как вполне благонадежного солдата.

И вот тогда-то, твердо веря в свою интуицию, Шварц выбросил довольно рискованный, но полностью оправдавший себя психологический трюк, ошеломивший всех своей тонкостью и простотой замысла. Узнав фамилии солдат, стоявших часовыми у склада боеприпасов, он вызвал Эрлиха и, как только тот появился в комнате, не говоря ни слова, ударил его по лицу с такой силой, что очки слетели с носа солдата и разбились о стенку.

— Три дня назад, — сказал он солдату после этого. — вы стояли ночью на посту у склада боеприпасов и передали своим сообщникам несколько ящиков. Отпирательство — бессмысленно. Нам все известно.

Прием Шварца удался. Эрлих был ошеломлен и решил, что его игра проиграна. Он, видимо, был совершенно неопытен в таких делах. Бледный, беспомощно щуря свои близорукие глаза, солдат вытер платком выступившую на губах кровь и произнес со спокойствием обреченного:

— Тем лучше, господин обер-лейтенант, значит, вы не станете утруждать себя лишними вопросами и мне не нужно будет что-либо вам рассказывать.

Но, получив от солдата это косвенное признание, Шварц не мог от него добиться больше ничего. Эрлих отрицал связь с какой-либо подпольной организацией, он называл себя “гуманистом”, “совестью немецкого народа”. Он говорил о трагедии нации, о коричневой чуме, о позоре тех, кто дал миру Гете и Бетховена.

— Свинья!! — заорал было на него Шварц. — Как ты смеешь болтать о нации, мерзавец, если патроны и гранаты, которые ты передал партизанам, будут использованы ими для убийства немецких солдат!

— Но разве я повинен в гибели сотен тысяч немцев? — возразил на это Эрлих, широко раскрывая свои безумно кроткие глаза. — Кто превратил нашу молодежь в убийц, кто толкнул ее на гибель? Такие, как я? Нет! Голос настоящих немецких патриотов сейчас не слышен за треском барабанов. Так слушайте партизанские выстрелы, взрывы гранат. Может быть, они вас чему-либо научат, научат раньше, чем вы погубите миллионы немцев. Убийцы — вы!

Короче говоря, Эрлих был помешанным. Обер-лейтенант остался глубоко уверенным в этом. Эрлих и следователю гестапо городил всякую чушь, пока ему не заткнули рот кляпом. Но о своих сообщниках солдат так ничего и не сказал. Он умер при очередной пытке. Гестаповцы переборщили…

Воспоминания об Эрлихе не улучшили настроения обер-лейтенанта. Ему казалось, что он и сейчас видит перед собой бледное лицо солдата, разбитые в кровь губы, его глаза, полные ненависти и презрения, горящие фанатическим огнем. Он, видите ли, спасал нацию от коричневой чумы. Жалкий неврастеник с вывихнутыми мозгами, идиот, философ!

Шварц быстро ходил по комнате, раздражение его увеличивалось. Он решил вызвать фельдфебеля, ему нужно было на ком-либо сорвать свою злость.

Появился рыжий верзила — фельдфебель Штиллер. Он осторожно обошел ковер и остановился в трех шагах от офицера, с солдатской готовностью воззрившись на начальство.

— Штиллер, кто у нас в роте прилично знает русский язык?

— Прилично? — фельдфебель слегка оттопырил мясистые губы. — Кроме вас, нет никого. Я знаю немножко, но… разве я могу сравниться с господином обер-лейтенантом?

— Ну, а кто из солдат хотя бы плохо, но умеет изъясняться с местным населением?

— Смотря какие слова, господин обер-лейтенант. — Штиллер ухмыльнулся. — “Стой!”, “Руки вверх!”, “Сало”, “Гусь”, “Яйка” — эти слова знают все наши солдаты. О, они мастера на эти слова! Наш Винкель уже почти собрал на шестую посылку…