Виктор Вучетич: Мой друг Сибирцев

— Ну, чего у вас тут? — спросил у часового, будто тот мог о чем-то знать.

— Порядок, товарищ Нырков, — спокойно ответил тот. — Приходил товарищ Сибирцев, у него мандат проверил, пошел он к товарищу Еремееву.

— А где начальник? — спросил Нырков, открывая вторую дверь к лестнице.

— У себя был.

Внизу, в нижнем этаже, где находились камеры, громко и гулко ухнул выстрел.

— Малышев, на месте! Охрана, за мной! — заорал Нырков.

Званицкий сидел в одиночной камере. Нары, стол, привинченный к полу, табуретка. В углу параша, засыпанная вонючей хлоркой. От коридора камеру отделяла толстая решетка.

Ну вот и все, понял полковник, когда его ввели сюда конвойные. И все эти разговоры о чести, совести- чистый блеф. Жаль, что так получилось, а ведь он было поверил этому чекисту. Странно, что он сам не препроводил в камеру. Наверно, все-таки не сумел, не пересилил себя. Или не захотел, какая разница. Привез, оставил на площади, “сейчас приду”, а явились вооруженные тюремщики. Не хватило совести в гласа в последний раз взглянуть… Все они одним миром мазаны.

А ведь там, в Мишарине, успел предупредить его Миней Силыч, советовал ведь бросить все, уйти. Обещал спрятать. Сильно разочаровал он Минея: отказался уйти, слово сдержало. Как он, этот чекист, рассуждал-то про Мишеля Монтеня: проще вырваться из плена казематов, чем из плена собственного слова. Да… Вот тебе, Марк Осипович, и каземат, и слово твое твердое. Поди теперь, вырвись. Узнай на своей собственной шкуре, что оказалось крепче.

В гулком поперечном коридоре, видимо за той, другой решеткой, что отделяла камеру от этого длинного коридора, раздались громкие, эхом бьющиеся о стены голоса. И в одном из них полковник узнал голос Сибирцева. А-а, пришел-таки!.. Голоса приблизились. Званицкий подошел к решетке и вплотную прижался к ней лицом. Он увидел, как к той, второй решетке быстро приблизился Сибирцев и с ним тюремщик, который заводил полковника в камеру. Они кричали, орали друг на друга. Сибирцев тряс перед носом тюремщика какой-то бумагой.

— Я требую немедленно освободить его, вы поняли!

— Не имею права! — защищался тюремщик.

— Это мандат! Здесь подпись Дзержинского! Вы обязаны подчиняться!

— Ваш мандат для меня недействительный!

— Я приказываю: откройте камеру!

— Нет! Я не подчинюсь! Дежурный, ко мне! Вывести его, очистить помещение!

— Ключи сюда, живо! — взорвался Сибирцев. — Дежурный, приказываю стоять на месте! Марк Осипович, сейчас я вас освобожу! Освобожу!! Где твои ключи, сукин сын? Отворяй! Или я тебя… — Сибир­цев выхватил из кармана наган.

— Дежурный! — истошно завопил тюремщик.

Грохнул выстрел. Прокатился, бухаясь о стены. Замер где-то в темном отдалении.

Сибирцев — увидел полковник будто во сне — вдруг как-то странно вскинул длинные руки, словно хотел подпрыгнуть, но стал медленно поворачиваться по непонятной изогнутой спирали, голова его запрокинулась, и он тряпичной огромной куклой сложился пополам и беззвучно опустился на пол.

Тюремщик кинулся к нему на грудь, разорвал гимнастерку, приник ухом.

— Убийцы! — Званицкий заколотил по решетке кулаками, разбивая их в кровь. — Мерзавцы! Убийцы!

Медленно поднял голову тюремщик, встретился глазами с полковником.

— Молчать!.. Гнида… — И в этом последнем слове услышал Званицкий свой приговор.

Тут раздался бешеный топот ног, и в коридор ворвалось несколько человек. Впереди пушечным ядром несся лысый полный человек. Подскочив к Сибирцеву, он отшвырнул как котенка тюремщика и сам упал ухом на грудь убитого. Да, убитого… Полковник на войне видел много смертей, знал, как падает уже мертвый человек, и знал, что Сибирцев вот только что, на его глазах, был убит кем-то из этих тюремщиков…

Нырков был страшен.

— Тихо! — истошно заорал он, хоти стояла мертвая тишина, и прижался ухом к груди Сибирцева. — Врача срочно! Ну, кому говорю!..

Вскочив, он схватил Еремеева за воротник и стал так его трясти, что у него голова замоталась, будто привязанная на веревочке.

— Ты что натворил, подлец! Кто стрелял?!

— Вот… он… — беспомощно трясясь, сумел все-таки выдавить Еремеев, указав на дежурного. Тот стоял, держа свою винтовку с примкнутым штыком наперевес, словно собирался сделать выпад “вперед коли!”, но лицо его было совершенно спокойно.

— Ты стрелял?! — ринулся к нему Нырков. — Кто приказал?! Как посмел!?

— Он за наган схватился, а товарищ Еремеев при­казал: в случае чего применить оружие. Он крикнул мне “дежурный”, я и исполнил команду.