Виктор Вучетич - Передайте в «Центр»

С озорным смехом и легкой печалью вспоминала впоследствии Анна события этого восхитительного утра, ясно представляя себе, как, недовольно ворча под нос, медленно поднимался грузный отец по приставной лестнице на сеновал и вдруг увидел в полумраке заваленного сеном чердака вздернутые босые пятки дочери. Она помнила, как, подхватив юбки, удирала от разъяренного отца и пряталась от его гнева под кроватью у матери. Но дело было сделано, и следовало любыми средствами сохранить хотя бы остатки чести дочери, чести семьи.

Гнев отца обрушился на пленного, и он объявил о немедленной отправке мерзавца обратно в лагерь. Лагерь — это было для Анны очень страшно. Она помнила, каким привез отец работника. Это было обросшее, словно медведь, оборванное и грязное страшилище, к тому же неимоверно голодное. На первых порах он попросту поражал соседей и других работников, приходивших на него смотреть, своей угрюмостью и прожорливостью. Только со временем Петр обрел человеческий вид и оказался вполне нормальным мужчиной. Все вроде бы ушло в прошлое, но любое напоминание о лагере снова рисовало Анне портрет чудовища, сошедшего со страниц ужасных книжек о Франкенштейне.

Как ни странно, страсть Анны к военнопленному не вызывала протеста у матери. Поздно вечером, когда отец вышел во двор, чтобы выкурить перед сном свою обычную трубочку, Анна по детской привычке забралась к матери под пышную перину и, обнимая ее костлявые высохшие плечи, зашептала:

— Мамочка, ну что я могу теперь поделать? Он мне так нравится, этот наш Петр.

— Жаль, дочка, — также шепотом ответила ей фрау Марта, рано состарившаяся в домашних трудах, — жаль, что так получилось. Мы с отцом очень хотели выдать тебя замуж за герра Мюллера или герра Либиха. Они очень почтенные и состоятельные люди. Но уж раз этому не суждено случиться, я не против и нашего Питера. Он будет много помогать отцу. Он очень хороший работник.

— Он будет стараться, мамочка, — радостно уверяла Анна. — Он такой сильный, настоящий мужчина! И с отцом никогда спорить не будет.

— Да, дочка, — вздохнула мать, — пусть тебе повезет с ним. И не завянет твоя красота среди этих коров. Я желаю тебе счастья, хотя мечтала совсем о другом. Но знаешь, я вряд ли смогу сама уговорить отца. Ах, если бы кто-нибудь из тех, кого наш отец уважает, сказал ему об этом…

Тут послышались тяжелые шаги возвращающегося со двора отца, и Анна пулей выскочила из-под перины и унеслась в свою комнату.

А на следующее утро произошло событие, на которое Анна уже никак не могла рассчитывать. К ним из Дрездена приехал на несколько дней погостить кузен Вильгельм Клотш. Он, разумеется, был сразу посвящен все еще разгневанным герром Иоганном в суть семейного скандала. Этот высокий и стройный остролицый блондин, затянутый в офицерский мундир, в свои двадцать пять лет был уже важным сотрудником какого-то непонятного тылового военного ведомства и потому пользовался почти непререкаемым авторитетом у старого Иоганна. Старательно пряча плотоядную ухмылку за серьезной миной, Вилли выслушал возмущенного старика и отправился переодеваться для верховой езды, пообещав подумать и найти решение щекотливого вопроса. Выйдя затем во двор, он нашел Анну возле птичника. Девушка занималась своими хозяйственными делами и, увидев Вилли, без всякого смущения кивнула ему, словно приглашая повеселиться над этой нелепой и смешной ситуацией.

— Ну, Анхен, — улыбнулся Вилли, — удивила ты меня. — Он окинул взглядом свою легкомысленную кузину с ног до головы, и откровенная зависть шевельнулась в нем: девушка действительно стала очень хороша. — Может быть, ты покажешь мне своего избранника?

— А вон он сено разгружает. Иди, взгляни, — в больших серых глазах Анны сверкнули бесовские огоньки. — Иди, не бойся. Он смирный, не тронет.

Вилли, похлопывая себя по блестящему голенищу сапога стеком, подошел к Баринову, сгружавшему сено с большого воза, оглядел его, словно барышник племенного жеребца, с усмешкой подумал, что, конечно, с таким атлетом, играющим литыми бронзовыми мышцами, ему самому не равняться, и в конце концов оценил выбор своей милой кузины. Вернувшись к девушке, он покровительственно полуобнял ее за талию, и она не противилась. Ведь от Вилли сейчас зависела ее судьба. Сумеет ли он убедить отца? — вот единственный вопрос, который ее теперь волно­вал. А Вилли -ну что ж? — ведь они уже были однажды с ним достаточно близки, чтобы называть вещи своими именами.