Виктор Вучетич - Передайте в «Центр»

Его ввели в небольшую комнату, рядом с той, где все время допрашивали. Велели сесть. Он сел, поджав под стул босые ступни. Прислушался. Там, за закрытой дверью, шел разговор. Второй следователь, тот, который обыскивал и потом вел протокол, подошел к двери, прислушался и обернулся к Тарантаеву.

— Вы будете сидеть здесь и слушать допрос одного очень вам, Тарантаев, интересного человека. Сидеть молча и не перебивать. А потом будет видно, может, мы устроим вам с ним очную ставку.

Открыв дверь в другую комнату, следователь уселся за столом напротив Гришки. У двери в коридор после его кивка сел на стул этот цыпленок-автоматчик.

— Продолжим нашу беседу, — услышал Тарантаев гортанный голос кавказца. — Итак, попрошу еще раз о вашем задании.

Гришка поднял глаза на сидящего напротив. Вспомнил: Дубинский его фамилия. Называл этот кавказец. Крепко ему тогда, наверно, влетело за сапоги-то. Ишь как уставился… “Ничего, многого вы от меня не добьетесь…”

— Задание это было у меня первое, — произнес незнакомый хрипловатый голос в соседней комнате. — Не знаю, может, просто проверяли. Курт приказал доставить рацию и батарейки сюда, в этот город. Адрес такой: Красноармейская, девять. Обратиться к хозяйке дома: “Не сдается ли комната?” Она должна ответить: “Сдается, но без кухни”. Вот пока и все. Если она скажет после этого, что ей нужен радист, то я должен вступить в ее подчинение. Она сама укажет, где мне жить. Ну, где прятаться. Если же радист ей не нужен, она просто передаст сведения, которые я обязан взять с собой и вернуться в Смоленск. Переходить линию фронта велено в районе Борска. Если надо, покажу по карте.

— Да, но это позже, — сказал кавказец. — А как зовут женщину, вы знаете?

— Нет. Только пароль. Она блондинка. Красивая такая женщина.

— Значит, Анну Ивановну Баринову вы в лицо или по фотографии не знаете?

— Почему? Курт мне перед полетом показал ее фото. Действительно, красивая баба. Это чтоб я не спутал, на всякий случай.

Тарантаев вздрогнул и увидел нацеленный в упор взгляд Дубинского. Спохватившись, опустил голову. То, что он услыхал сейчас, потрясло его. “Вот же гад, все выложил! И откуда он свалился на голову?..”

— Так, а что же дальше? Возвращаетесь вы в Смоленск и что потом?

— Потом? В Смоленске я должен был подойти к любому немецкому офицеру, предъявить свой документ, вот тот, что у вас на столе, и потребовать немедленно доставить меня к майору Карлу Бергеру из комендатуры. Дальнейшие указания буду получать только от него самого.

— Ну, что ж, — удовлетворенно сказал кавказец, — все правильно. Вот только с Бариновой небольшая накладка. Нет ее дома. Мы там произвели обыск и нашли очень важные улики. Но самой ее нет. Однако не уйдет далеко. Дома ее ждет засада, а в городе отыщем быстро. Она, по нашим данным, в местном сельпо работала, значит, и найти ее будет не трудно.

Тарантаев почувствовал, как спина его стала мокрой. Он подобрался, съежился, боясь поднять глаза на Дубинского, острый взгляд которого сейчас ощущал всей кожей, всем своим существом. “Конец, — билась мысль. — Они все уже знают… А нашли наверняка мои шмотки под печкой… если только Аня их не успела выкинуть… Труба!”

За спиной его заерзал на стуле автоматчик. Этот скрип вернул Тарантаева к реальности.

“Нет, но Анька… Анька-то какова! Ушла! Ведь уговаривал ее, молил: давай убежим, спрячемся, пока не поздно. Отказалась… А теперь, значит, сама бросила меня!.. И шмотки не выкинула… Это уже такая улика, от которой не отвертишься. Был я, значит, в ту ночь у нее дома… Вот где покойничек-патрульный всплывет!..”

— Ну, хорошо, — снова заговорил кавказец, — а теперь расскажите, пожалуйста, еще раз и, если мож: но, более подробно о своей болезни и как этот ваш рыжий Курт готовил вам операцию на легкое…

Слушая рассказ связника, Тарантаев чувствовал, что его кидает то в жар, то в холод. Ну, что Бергер — дерьмо, это Тарантаев и раньше видел. Но Курт-то — вот уж изувер! Знал ведь его Гришка. И до войны навещал тот Анну, и потом несколько раз приезжал. Они с Бергером одного поля ягоды, но Курт, конечно, поважнее шишка, Бергер его побаивался, картинки свои дарил. А когда тот к Анне подкатывался, аж зеленел весь от злости, но помалкивал. Тарантаев как чувствовал, добром дело не кончится, хотел его в тот, еще довоенный приезд, задушить, да Анна запретила, сказала: приятель первого мужа. Знать бы, какой он приятель, духу бы от него не осталось. Это его, Курта, идея была — сделать из Гришки агента, забрать его в школу, но Анна тогда защитила, отстояла его, а то ходил бы и он, Гришка, с выдранными ребрами. Бандиты они, что Карл, что Курт…