Виктор Вучетич - Передайте в «Центр»

— Ну, ну, — невольно заторопился Дзукаев. — Все ты, дорогой Виктор, правильно делаешь, а говоришь, как манную кашу жуешь…

— Почему манную? — опешил Дубинский.

— Потому что противная. А есть заставляют, — махнул рукой Дзукаев. — Не отвлекайся, дорогой. Быстрей давай.

— Хорошо. В третьем по счету доме по Красноармейской улице, он значился под номером девятым, под топкой печи, в углублении, мы обнаружили узелок грязной, но совсем не истлевшей пары мужского белья. Видимо, его собирались сжечь, но по неизвестной причине не успели. Размеры нательной рубахи и кальсон примерно совпадали с тарантаевскими. Ну, мы, конечно, сразу вызвали ночных патрульных, и боец Савчук сообщил, что он уже был в этом доме сразу после убийства товарища. Говорил, что все обыскал, правда, под печь заглянуть не догадался, да и темно тогда было. Он же сообщил, что в доме находилась одна старуха, которой, кстати, при обыске не было. И вообще, честно скажу, этот дом мне как-то сразу показался по­дозрительным. Во-первых, определенный порядок и явная зажиточность: хорошая мебель, пуховые перины, подушки, обилие постельного белья, добротной и, я бы сказал, даже богатой женской одежды. Шелковые женские сорочки у старухи? В такое время? Всякие там платья, которые к лицу молодой женщине, но уж никак не бабке, как меня уверял Савчук. Одним словом, стали мы перебирать все это белье и нашли в самой глубине шкафа несколько комплектов мужского нижнего белья. И по материалу и по размерам они идентичны тем, что мы обнаружили под печью.

— Так, — нетерпеливо заерзал на стуле Дзукаев, — а соседей догадались спросить?

— Догадались, — улыбнулся Дубинский. — Все в один голос заявили, что этот дом принадлежал Анне Ивановне Бариновой, вовсе не старой и даже, напротив, очень привлекательной сорокалетней женщине, которая до войны была каким-то начальством в сельпо. А сама она вроде бы из немок. Вот так. Но это слухи, точно никто не знает. И переехала сюда не то из Брянска, не то из Смоленска. Раньше жила где-то в центре города и перед самой войной купила этот дом. Кстати, соседи сказали, что видели ее буквально накануне. Наконец, последнее. При немцах Баринова жила тихо, смирно, нигде не работала, но и не голодала, как все в округе. Достаток в ее доме говорит, скорее, об обратном. Она часто выходила из дома в стареньком платье и старушечьем платке. Может, это и послужило основой для утверждения Савчука. Но куда уходила, к кому, неизвестно. Правда, в первые дни оккупации однажды приехал за ней на машине немецкий офицер и увез с собой. Соседи решили, что ее арестовали, все-таки была она каким-никаким, а начальством. Но в тот же день к вечеру немцы ее отпустили. И потом уже больше за ней не приезжали. Была она одинокой и жила скромно и тихо, ни с кем не общалась, и соседи, по существу, так ничего не смогли толком сообщить о ее жизни. Да, хаживал к ней один мужчина — молодой, рослый такой, кучерявый. Но и это было давно, ничего конкретного никто рассказать о нем не смог. А потом он исчез. И по этому поводу у соседей единого мнения тоже нет: женщина нестарая, видная, у другой бы от женихов отбою не было, а эта, как они сказали, соблюдала себя, да ведь и без мужика иной раз тошно. Вот, пожалуй, и все.

Дзукаев кивнул и задумался. Ну что ж, теперь уже, можно сказать, ясно обозначились три наиболее существенных момента: мужское белье среди женской одежды в шкафу и такое же под печью; Баринова — по предположению соседей — немка, и, наконец, молодой, кучерявый обожатель сорокалетней женщины. Из этих фактов напрашивались далеко идущие выводы…

Опять возникла женщина. Что за таинственная такая личность? Уж не тянется ли ниточка к той, что опознала партизанского командира? Впрочем, ясно одно: необходимо искать эту женщину. Можно предъявить соседям для опознания Тарантаева, предварительно отмыв и побрив его. Установить принадлежность грязного белья Тарантаеву тоже не составляло больших трудностей, любая служебно-розыскная собака справится с этим делом в два счета, а у них эксперт наготове. Но куда же девалась хозяйка? Если существует прямая связь между нею и Та-рантаевым и если она была свидетелем перестрелки на ночной улице, тогда все становилось на свои места. Она вряд ли знала, что Тарантаев ушел от патруля: либо его арестовали, либо убили. Последовавший вслед за этим обыск в доме несомненно спугнул ее, и ей ничего не оставалось, как немедленно уйти. Это в том случае, если она является резидентом, а Тарантаев — всего лишь ее радист.