Вероника Кузнецова: Наследство Камола Эската

— Вспомни, чему тебя учил Пат, — подбодрил меня господин Рамон, стараясь скрыть собственное беспокойство и даже улыбнувшись. — Постучи в дверь, поздоровайся, а потом только отвечай на вопросы. Не забывай, что ты мальчик Яго, его племянник. Не волнуйся.

Я тихо постучала.

— Войдите, — пропела сиделка.

Я вошла, настороженно и медленно прошла по обширной и почти пустой комнате и приблизилась к кровати, стоящей в дальнем углу.

— Дядя, здравствуйте, — чуть слышно прошептала я. — Как вы себя чувствуете? Хоть немного лучше?

В ответ раздалось хриплое оханье, и сиплый голос произнёс:

— Яго, ты приехал, дорогой…

Мне показалось, что всё это происходит не на самом деле, а лишь продолжение игры, затеянной Патом, и если я посмотрю на кровать, то увижу своего друга. Чтобы не сбиться, я представила седовласого старца и робко взглянула на Камола, ожидая увидеть хоть какое-то сходство с придуманным мною героем. Посмотрев, я отвела глаза, потом взглянула снова. К крушению надежд меня должен был подготовить сиплый голос, но всё равно впечатление было сильным. На меня глядел распухший одутловатый мужчина лет сорока пяти с недельной щетиной на щеках и подбородке, с маленькими глазками, злобно поблёскивающими из щёлочек век, с толстыми капризными губами, почти лысый. В нём не было и намёка на утончённость господина Рамона или энергию и весёлую предприимчивость Пата, не было ничего и от благородной строгости нашего приходского священника.

Злобные глазки не старого ещё по годам старика вдруг беспокойно забегали.

— Сиделка! — завизжал он. — Что вы ждёте?! Что вам здесь надо?! Оставьте нас!

Пожилая тощая сиделка испуганно вскочила и быстро вышла, тщательно прикрыв за собой дверь. Я испугалась не меньше её, ведь это гневался уже не Пат в роли Камола, а сам Камол Эскат, собственной неприглядной персоной. Однако явный актёрский талант Пата меня поразил.

С трудом преодолев страх, я тихо повторила заученную фразу:

— Как вы себя чувствуете, дядя?

— Ах, дорогой, конечно плохо. У меня…

И поганый старик не только полностью повторил все подробности, которые я слышала от Пата, но и прибавил новые, которые я тщетно пыталась пропустить мимо ушей.

— Как ты учишься? — спросил, наконец, Камол, не проявляя, впрочем, интереса.

Я задумалась и, наученная горьким опытом, переданным мне Патом, скромно ответила:

— Я учусь хорошо, дядя.

Камол раздражённо посмотрел на меня.

— Я же тебя спрашиваю, как ты учишься. Я спрашиваю! Я! Твой родной дядя! Почему ты не хочешь мне отвечать? Да, я болен, очень, очень болен, но я твой дядя и ты обязан со мной считаться! Я…

Мне было неприятно сознавать, что этот отвратительный неврастеник и в самом деле был моим дядей.

— Дядя, — поспешно заговорила я, — милый дядя, я ведь думал, что утомлю вас, если буду подробно рассказывать о своей учёбе. Но если вам хочется, то я расскажу. Я учусь хорошо, дядя. Особенно по математике. А вот рисование мне не даётся.

— Не даётся? — переспросил старик с наслаждением. — В нашем роду, слава Создателю, только отщепенцы могли увлекаться этим низким ремеслом. Не даётся!

В его голосе прозвучало почти торжество.

— Да, я никак не могу понять законы перспективы, а также…

— Хватит! Хватит! — перебил меня мой дядя. — Ты стал болтливым, мой дорогой. Как много слов! Ты, верно, забываешь, что я очень болен. Я болен! Иди к себе! Пусть Рамон его уведёт! Сиделка! Сиделка!

Дядя так рассердился, что мне сейчас больше всего хотелось убежать. Было ясно, что я плохо говорила с больным, рассердила его, и теперь он может отдать наследство кому-то ещё, а на столике рядом со злобным стариком стояла чашка, и я боялась, как бы он не запустил ею в меня.

Почти тотчас же вошли господин Рамон и сиделка. Сиделка сразу подала больному какое-то лекарство, чем сразу его успокоила. Когда он запивал таблетку водой из чашки, на лице его была написана такая радость, словно ребёнку предложили конфету.

За дверью господин Рамон повернул меня лицом к себе. Не успела я начать каяться в своих непреднамеренных и неизвестных словах, разозливших Камола, как он горячо прошептал:

— Замечательно! Спасибо тебе, Кай. Всё идёт как нельзя лучше!

Теперь, когда страх и волнение немного улеглись, я и сама подумала, что, пожалуй, моя встреча с дядей прошла как нельзя лучше. Но особенно мне было приятно, что мои старания оценил господин Рамон.

Мы прошли через боковой коридор в столовую, где священнодействовал Пат, раскладывая по тарелкам нами же привезённую еду. Он делал это с таким видом, словно его нисколько не волновал результат моего свидания с дядей Камолом.