Андрей Ильин - Дойти до горизонта

Ну как было не загордиться нам, «последователям» Бутакова? Мы раздувались от гордости, как поющие лягушки на болоте, и забывали о «службе»!

К вечеру я принял вахту. Не в 23.00, как раньше, а что-то около одиннадцати. Вы чувствуете — «что-то около…» Хороша дисциплинка! Салифанов под керосиновой лампой раскладывал пасьянс. Он мешал валетов с королями, тузов с восьмерками.

— Если пасьянс получится, я тебя сменю в три часа, — сообщил он мне, — если не получится, в четыре!

И продолжал свои упражнения. Безусловно, это был очередной и довольно глупый розыгрыш, но я стал с опаской наблюдать за развитием карточного сюжета.

— Ты десятку вон туда положи, — советовал я.

— Эк ты засуетился, бедолага! Не хочешь лишний часик постоять! — жалел меня Сергей.

Ничего себе часик — шестьдесят минут!

— Ты брось такие дурацкие шуточки, — рассердился я, — отстоишь как миленький!

— Это как карты покажут, касатик! Против судьбы не пойдешь, — коверкая язык под цыганку, изрек Сергей.

Я нервничал, как зритель, сидящий на галерке на самом неудобном месте. Я тянул шею, привставал на ногах, пытаясь не пропустить происходящее на сцене.

Сергей не спешил. Пасьянс его уже интересовал мало. Он наслаждался моими страданиями.

— Вот эту дамочку мы бросим сюда. Или сюда? Как ты считаешь, Андрюшка?

Я молчал. Но для продолжения диалога Сергею мой голос не требовался. Он прекрасно обходился один. Наконец, он с огромным сожалением вздохнул и уложил последнюю карту.

— Сошелся! — пожаловался он.

Наглец, он еще искал моего сострадания!

— Ладно, буди меня в три часа, — милостиво разрешил Салифанов.

«Разбужу без пятнадцати три», — твердо решил я про себя. Сергей со вкусом заерзал на постели.

— Хорошо! Ножкам тепло, спинке сухо, в бочок не дует, — издевнулся он под занавес. Зевнул сладко, потянулся.

— Не желаешь погреться? — с ясно провокационной целью предложил он.

Я почувствовал, как ему сейчас хорошо.

— Ах да, ты ведь не можешь, — «вспомнил» Сергей, — ты же за руль держишься. Жаль. Жаль.

Он еще раз зевнул, до хруста в челюстях, и улегся, демонстрируя удобство. Ну, каков! Добился своего. Моя вахта только началась, а я уже мечтаю о постели, как курильщик о махорке. Лечь бы, закрыть глаза… Мощный зевок раздвинул мои челюсти. Я сопротивлялся, пытался загнать его обратно, но только шире раскрыл рот. Зевнул так, что уперся подбородком в грудь. По спине побежали колючие мурашки. «Бр-р», — передернул я плечами.

— Спать хочешь? — приподняв голову, сочувственно спросил Сергей и тут же добавил, не меняя тона:

— А не будешь!

— Разбужу полтретьего, — обозлился я.

Море шумно вздыхало в беспокойной ночной дреме. Я притянул к себе приемник, включил, негромко щелкнул динамик. Я закрутил ручку регулятора громкости до упора. В динамике что-то захрипело. Приблизил приемник к уху. Кажется, играла музыка. Покрутил во все стороны, пошарил по средним и длинным волнам. Громче не стало. Вездесущая влага добралась до батареек, и динамик наверняка отсырел. Четыре часа ночной вахты одному, в полной темноте, да еще без приемника — это трудно настолько, что передать не берусь. С курсом плот справлялся самостоятельно. Я оказался безработным. Я начал убивать время. Я приканчивал минуты, как командированный гостиничных клопов, с такой же озлобленной решимостью. Я загонял их десятками в ловушки и уничтожал скопом, если удавалось придумывать длительные занятия, например, дозаправку «летучей мыши». И бил поодиночке путем чесаний, вздохов, покашливаний, зевания. Таким образом убил час и принялся за другой. Десять минут размышлял о том, как буду отъедаться дома. Представлял в мельчайших, даже микроскопических подробностях до тех пор, пока с языка не закапала слюна. Тогда начал фантазировать на тему «Возвращение героев-покорителей домой». Здесь наличествовали цветы, журналисты, пионеры, духовые оркестры и слезы. Еще четверть затратил на сочинение убийственной фразы, которую произнесу пред ясными очами Васеньева и Монаховой. Итого, отправил в небытие еще сорок минут. И здесь допустил роковую ошибку: стал мечтать о близком. О том, как лягу спать через два часа двадцать минут. Этого оказалось достаточно, чтобы неожиданная истома парализовала мою волю и сознание. Я «поплыл». Стало ужасно неуютно сидеть вот так, скрючившись, посреди моря, на плоском как блин плоту, где не предусмотрено ни рулевых рубок, ни кают. Холодный озноб пополз по спине. Задеревеневшие от неудобной позы ноги ныли. Стало себя жалко. Я пододвинулся ближе к постели. Из-под одеял слышалось умиротворенное сопение Сергея и Татьяны.