Алистер Маклин - Черный сорокопут. Дьявольский микроб

— Доброе утро. Тебе лучше?

— М–м–м… — Тут как раз судно совершило следующий отчаянный вираж, так что ей пришлось ухватиться за дощатую перекладину. А толчок был сильный: незакрепленные ящики отправились гулять с грохотом по трюму. Долго я такое переносить не смогу. Обуза я для тебя? Что поделаешь! А который час, не скажешь?

Я попытался взглянуть на часы, но левая рука не подчинялась, до того онемела. Пришлось подцержать ее правой. Кровообращение возвращалось медленно, давая знать о своих трудностях острыми покалываниями несчетных булавок да иголок, но я и бровью не повел. А она нахмурилась:

— Что случилось?

— Ты ведь велела не шевелиться всю ночь напролет, — объяснил я. — Вот я и не шевелился. А вы, милая леди, прямо скажем, не пушинка.

— Сознаю свою вину! — быстро среагировала она. Посмотрела на меня плутовато, покраснела, но в улыбке ее не было и тени смущения. — Что ж, заря тут как тут, а я о проявлении слабости по–прежнему не сожалею… У тебя на часах полвосьмого. Значит, солнце светит вовсю. Интересно, куда нас черти несут?

— Либо на север, либо на юг. Из стороны в сторону нас не болтает, штопором не закручиваемся, значит, идем поперек волны. Географию я подзабыл, но одно помню твердо: дующие здесь в это время года восточные ветры создают как раз такую навигационную ситуацию. Стало быть, повторяю: либо на север, либо на юг. — Я спрыгнул на пол, прошел коридором посреди трюма вперед, к вентиляционным отверстиям. Поднес руку сперва к одному, у правого борта, потом к другому, у левого. Левый теплее правого. Следовательно, курс мы держали на юг. Разумеется, с теми или иными поправками. Ближайшая суша, если идти в этом направлении, Новая Зеландия, — в тысяче миль отсюда.

Молча переварив эти соображения, я хотел было вернуться к Мэри, но вдруг услышал голоса. Там, наверху. Явственные, хотя и слабые голоса. Отодвинув планку, подтащил к себе ящик, встал на этот импровизированный пьедестал, прижался ухом к вентиляционному отверстию.

Вентиляционная система была, по–видимому, расположена по соседству с радиорубкой, причем обращена к ней раструбом, который превращал устройство в великолепные наушники, собиравшие и концентрировавшие звук. Я четко различал ритмичное стрекотание морзянки и на ее фоне голоса двух мужчин, такие внятные, словно разговаривали в трех футах от меня. Но о чем разговаривали, установить я не мог по простой причине: такого языка не знал и никогда раньше не слыхивал. Словом, через несколько минут я спрыгнул с ящика и отправился к Мэри.

— Почему ты так задержался? — спросила она меня с укором. Она знала, что округа кишит крысами. А фобии, между прочим, за одну ночь не вылечиваются.

— Виноват. И однако же достоин прощения. Задержка помогла мне раздобыть кой–какую информацию. Во–первых, что мы плывем на юг, а во–вторых, — и это куда важнее, — что у нас имеется возможность подслушивать разговоры на палубе. — Я рассказал ей о своем открытии.

— Может, это нам пригодится, — согласилась она.

— Мало сказать, пригодится, — подхватил я, наблюдая, как осторожно переносит она ножки через край ящика. Коснувшись ее правой коленки, я вежливо спросил: — Как ты себя чувствуешь?

— Опухает нога. Но болит несильно.

Я снял с нее носки, отодрал краешек пластыря. Ничего страшного. Ранка чистая. Слегка припухла по периферии, слегка приукрасилась синевой. Но в рамках допустимого.

— Все будет хорошо, — сказал я. — Проголодалась?

— Как тебе объяснить? — Она скорчила гримасу и прижала руку к животу. — Я, конечно, не великий моряк, но дело в другом. Здесь ужасно пахнет.

— Эти треклятые вентиляторы абсолютно бесполезны, — согласился я. — А чаю все–таки выпей. — Я прошел в каморку, зажигая на всякий случай спичку за спичкой: шныряют ли там крысы по–прежнему, а может, уже успокоились, смылись в подполье. Кстати, о подполье: не пора ли нам подать наверх сигнал из преисподней? И я, как несколько часов назад, забарабанил по перегородке. Через минуту крышка люка поднялась. Пришлось зажмуриться: в трюм хлынул ослепительный свет. По лестнице спускался человек, тощий, со впалыми щеками, мрачный. Я посторонился, давая ему дорогу.

— Что за шум? — устало спросил Генри.

— Вы посулили нам завтрак, — напомнил ему я.

— В общем–то, да. — Он глянул на меня с любопытством: — Ну, как провели ночь?

— Могли бы предупредить нас насчет крыс.

— Мог бы. Да понадеялся на их тихий нрав… Мешали спать?

— Крыса укусила мою жену, сильно поранив ей ногу. — Я понизил голос, чтоб Мэри нас не слышала. — Крысы — разносчики чумы, верно?