Юрий Гулин - Пять из шести

Максимов встал и понес сложенный лист к столу. Старх убрал дипломат, Геннадий положил лист на стол и развернул.

– Точно, карта, – не совсем, однако, уверенно произнес майор. – Вернее, ее ксерокопия. – Он вопросительно посмотрел на Старха.

Меж тем все потянулись к столу, даже Лена со своим заметно округлившимся животом.

– Дело в том, – пояснил Старх, – что оригинал карты оказался весьма ценной вещью.

– Юля нам объяснила, – продолжила за мужем Катя, – что это работа очень известного в Китае мастера. Вернее известными его работы стали совсем недавно. Мастер уже много лет покоился в земле, когда вдруг обнаружилось, что он был, чуть ли не гением. И теперь любая его работа стоит огромных денег.

– Так что Юля Гущина враз обогатилась, – вновь перехватил слово Старх, – и в благодарность презентовала нам и ксерокопию карты и сам портрет, который художественной ценности не имеет, и дневник своего предка капитана Гущина.

Сообщение о дневнике на некоторое время отвлекло внимание от карты. Все смотрели на Старха, который уже извлекал из дипломата тетрадь в кожаном переплете.

– Занимательное, я вам скажу чтиво, – потряс дневником Старх, – однако к нашему делу большей частью отношение не имеющее. Потому я тут карандашиком нужные места отметил, их я вам сейчас и зачту.

Старх раскрыл тетрадь и стал перелистывать пожелтевшие от времени страницы.

– Вот, например, любопытная запись. – И он зачитал, водя пальцем по строчкам: – "… Сюда не дотянутся алчные руки союзников, достояние России останется в русской земле. С собой взяли три пуда на расходы…" Или вот: "… Карту узкоглазый нарисовал отменную. Теперь без креста и портсигара сам черт не найдет дорогу к закладке…" И последнее: "… Решили так: если не мы, то пусть наши потомки, но не ранее 10.10. 2010. Почему так – не знаю. Вяземский что-то объяснял, но я так ничего и не понял…"

– И это все? – разочарованно спросил Максимов. – Может вы что-то пропустили?

Старх, молча, протянул ему дневник. Геннадий принял тетрадь, но читать не стал, а обратился к карте.

– Вы уже разобрались, что вся эта аллегория может означать? – спросил он у Страха.

– Ну, как-то так… – уклонился от прямого ответа Вяземский. – Карта, очевидно, сориентирована по сторонам света. Вот эта медуза с хвостом – Байкал.

– А что, похоже, – кивнул Максимов. – Щупальца – реки, которые впадают в озеро, а хвост – Ангара.

Женщины рассматривали карту, молча, внимая умным речам мужчин.

– Драконы, – продолжил Старх, – видимо, хребты.

– А цифры? – спросил Максимов. – Их тут не пересчитать.

Вяземский пожал плечами.

– Одна из них, скорее всего, указывает на клад. Но какая?

– Да… – протянул Максимов. – Без портсигара не понять. Что там на нем, и где его искать?

– Что на портсигаре узнаем, когда его найдем, – сказал Старх. – А искать его надо в Даурии.

– Почему именно в Даурии? – удивился Максимов.

– А потому, Гена, что "харбинская" история еще не закончена. Юля поведала нам одну притчу, которая передается в их семье из поколения в поколение. Якобы через полгода после гибели капитана Вяземского пришел к его жене один человек – русский казак, который поведал о том, что есаул Егоров погиб от руки одного из приспешников атамана Семенова – чего-то они там не поделили. Умирая, Егоров попросил того казака отыскать в Харбине капитана Гущина и поведать ему о том, что портсигар теперь в руках убийцы Егорова. А произошли все эти страсти, стало быть, в Даурии.

– А фамилию убийцы тот казак назвал? – спросил Максимов.

– Назвал. Тимофеев.

– Хорошо! Я постараюсь узнать как можно больше об этом Тимофееве, а вы, – Геннадий обвел собрание глазами, – готовьтесь в дорогу!

– Как я вам, ребята, завидую! – вздохнула Лена. – Если бы не сын, – она ласково погладила живот рукой, – махнула бы и я с вами!

Майор Максимов внутренне перекрестился. Вовремя обрюхатил генерал жену. Если за Свету грозят голову снять, то за Лену и кое-что более ценное оторвут не задумываясь!

– Это ты в точку попал! – дослушав доклад, хохотнул Сологуб. – За свою Лену Еременко бы тебе точно яйца оторвал! – Потом, не обращая внимания на хмурое лицо Максимова, спросил: – И что там Тимофеев?

– Был такой. Состоял при Семенове палачом. Предан был атаману как собака. Их и повесили-то рядышком.

– Справедливо. Любишь атамана, люби и рядышком висеть, – подвел черту под судьбой Тимофеева Сологуб. – А про портсигар что-нибудь выяснил?