Йен Лоуренс - Грабители

Он кивнул:

— Скоро увидим. — Потом серьезно обратился к Могану:

— Следите за ним хорошенько, Саймон.

— Конечно. — Он тронул поводья, и лошадь ступила вбок и вперед. Пастор смотрел нам вслед.

Моган направил лошадь вдоль грязной улочки.

— Мы прогуляемся к морю. Так немного дольше, но тебе понравится.

Легким галопом мы обогнули деревню, пересекли речку по мосту и оказались на пустоши. С моря дул соленый бриз. Мы не приближались к морю настолько, чтобы я вновь увидел Надгробные Камни или обломки «Небесного Острова», но вскоре вышли вплотную к берегу, и дорога запетляла от мыса к мысу. Примерно милю мы проследовали таким образом, оставляя за собой хвост пыли. И у каждого поворота, когда утесы сползали к полоске песка и диким остроконечным скалам, Моган что-нибудь сообщал мне.

— Это Табачная бухта,— сказал он в одном месте. — «Геенна» разбилась здесь в семьдесят девятом, из Индии.

— Мы называем ее Овечьей бухтой, — говорил он в следующий раз. — Три года назад в этом же месяце здесь выкинуло на берег «Норд» с Гебридских островов.

Каждая бухта имела свое название, данное по грузу разбившегося судна. На протяжении мили Моган перечислил шестнадцать крушений.

— Это жуткое побережье. Большинство остерегается появляться здесь ночью.

Наступил вечер. У Сахарной бухты Моган задержался, чтобы напоить лошадь из крошечного ручейка, стекавшего по камням тонкой искрящейся струйкой. Я слез с лошади и набрал воду в ладони.

— Значит, ты моряк? — спросил Моган, наблюдая за мной из седла.

— Не совсем,— ответил я.— Это мое первое плавание.

Он слегка улыбнулся:

— И куда вы ходили?

— Греция, Италия, Испания.

— И все?

Я плеснул воду в лицо и посмотрел на него сквозь радугу капель. Казалось, он сердится, но когда я протер глаза, то увидел, что на его лице улыбка.

— А вот скажи мне, — он уселся в седле поудобнее,— где вы погрузили вино?

— В Испании.

— В каком порту?

— Не знаю.

— То есть как? — Он засмеялся громко и резко, почти сердито. — Как ты можешь не знать порт погрузки?

Но я действительно не знал. Мы пришли туда затемно. Помню, каким тихим, похожим на испуганную птицу был наш бриг. «Погрузка под покровом ночи. Скрытность... как воры». Слова капитана Стаффорда. И именно эта ночь интересовала сейчас Саймона Могана.

Он спешился и сел рядом со мной на край скалы, лицом к морю. Лошадь щипала траву из торчащих тут и там вдоль ручья кочек. Моган зевнул.

— Этот ваш бриг, «Небесный Остров», чей он? Кто его хозяин?

Я задрожал. К чему он клонит? Надо отвечать.

— Это судно моего отца.

— Твоего отца? Ага. — Он придвинулся ближе. — И куда вы направлялись с этими бочками вина?

— В Лондон. — Я подобрал горсть гальки и швырял по одному камушку в волны. Шесть бросков, прежде чем Моган снова заговорил.

— Вы должны были войти с ночным приливом? Он должен был встретить бриг на пристани?

— Нет.

— А как?

Я запустил еще одну гальку.

— Он был на борту.

И тут Моган положил ладонь мне на спину, между лопаток, как будто собирался столкнуть меня с края.

— Он утонул при крушении? — предположил он.

Не отвечая, я судорожно вздохнул. Меня трясло. Рука Могана надавила сильнее, затем он внезапно ее убрал. Должно быть, подумал, что я плачу.

— Извини,— сказал он.— Оставим это. Позже ты расскажешь мне всю правду.

Что он имел в виду? Знал ли, догадывался ли, что отец жив, когда говорил о винных бочках? О чем бы ни шла речь, я был рад отсрочке. Он влез в седло, и я, выкинув камушки, тоже вскарабкался на лошадь.

Было уже поздно. Солнце почти село, наши тени неслись далеко впереди вдоль дороги. Потом свернули в сторону, когда Моган сошел с дороги на тележную колею, уходящую в пустошь.

Мы пересекали огромное пространство, тропа извивалась во всех возможных направлениях, небо на западе посинело. Тени сгустились настолько, что казалось, что перед каждой расположено обширное мрачное озеро, готовое нас поглотить. Я помнил про ворон, помнил про Томми Колвина, который поднимался над болотами с глазами, болтающимися поверх щек. И думал об отце, спрятанном в потайном месте, известном лишь Обрубку.

Вдруг Моган остановил лошадь.

— Вон там Галилея, — произнес он тихо и торжественно. — Я всегда останавливаюсь здесь на мгновение. Лучший вид по эту сторону Плимута.

— Где?

— Вон там, впереди. — Он поднял руку и показал.

Мне пришлось наклониться, чтобы выглянуть из-за него. И действительно, я увидел освещенные окна белого дома, вдвое большего, чем наш в Лондоне. За домом виднелась небольшая хижина и маленькая конюшня. Дом окружали ряды кустарниковых изгородей, расположен он был в долине, по которой протекал ручей, и так хорошо укрыт от морского ветра, что дым, выходящий из трубы, обрамлял ее венком.