Алистер Маклин - Караван в Ваккарес

Ле Гран Дюк покачал головой со смешанным чувством разочарования и отвращения:

— Семейная ссора. Ты же знаешь, некоторые цыганские семьи очень часто ссорятся. Для настоящего собирателя фольклора здесь нет ничего интересного. Пойдем, моя дорогая. Я вижу, что большинство цыган уже уезжают. Нам надлежит сделать то же самое. — Он повел ее вверх по ступенькам и подозвал проходящего швейцара: — Мой автомобиль, и побыстрее!

— Твой автомобиль не здесь? — спросила Лила.

— Конечно нет. Боже мой, не думаешь ли ты, девочка, что мои служащие спят в одном отеле со мной? Будь здесь через десять минут.

— Десять минут! Мне нужно принять ванну, позавтракать, собрать вещи, оплатить проживание в отеле.

— Десять минут.

Через десять минут Лила была готова. Ле Гран Дюк тоже. На нем был серый двубортный фланелевый костюм, темно-бордовая рубашка, панама с ленточкой того же цвета, однако внимание Лилы было приковано к другому. Она изумленно смотрела вниз, в передний дворик.

— У ле Гран Дюка, — повторила она машинально, — всегда найдется какой-нибудь транспорт.

Транспортом на этот раз был великолепный, огромный, сделанный по специальному заказу «роллс-ройс», сверкающий всеми оттенками зеленого цвета — от самого светлого до самого темного. Около него, открыв заднюю дверцу, стояла девушка-шофер, одетая в зеленую форменную одежду точно такого же тона, что и автомобиль, отделанную темно-зеленым кантом. Она была молода, изящна, с золотисто-каштановыми волосами и очень хорошенькая. Она с улыбкой помогла ле Гран Дюку расположиться на заднем сиденье, затем села за руль и абсолютно бесшумно тронулась с места.

Лила взглянула на ле Гран Дюка, прикуривавшего гаванскую сигару от зажигалки, которую достал из шкафчика на панели с кнопочным управлением, расположенной справа от него.

— Ты хотел сказать, — требовательно заговорила Лила, — что не позволил бы такому прекрасному созданию находиться с собой в одном отеле?

— Конечно нет. Не потому, что не забочусь о своих служащих. — Он выбрал кнопку на панели, и стеклянная перегородка, отделяющая их от шофера, бесшумно исчезла. — Где ты спала, Карита, моя дорогая?

— Ну, мсье ле Дюк, в отеле мест не было и...

— Где ты провела ночь?

— В машине.

— То-то! — Перегородка поднялась опять, и ле Гран Дюк повернулся к Лиле: — Но ты же видишь, это очень комфортабельная машина.

К тому времени, когда голубой «пежо» въехал в Арль, между Боуманом и Сессиль возникла некая отчужденность. Они обсуждали вопросы гардероба не глядя друг на друга. Боуман припарковал машину на относительно тихой боковой улочке напротив большого, не слишком процветающего магазина одежды, заглушил двигатель и взглянул на девушку. Она не повернула головы.

— Ну? — произнес он.

— Я сожалею. — Она устремила безучастный взгляд вдаль. — Мне это не нравится. Я думаю, что ты сумасшедший.

— Вполне возможно, — согласно кивнул Боуман.

Он поцеловал Сессиль в щеку, вылез из машины, забрал свой чемодан с заднего сиденья и пошел через тротуар к магазину, чтобы рассмотреть экзотические костюмы, выставленные в витрине. Он ясно видел в ней отражение машины и почти так же отчетливо — Сессиль. Она поджала губы и выглядела очень рассерженной. Какое-то время она колебалась, затем вышла из машины и подошла к нему.

— Я чувствую, что могла бы ударить тебя, — сказала она.

— Мне бы этого не хотелось, — ответил он. — Ты выглядишь слишком сильной.

— О, ради Бога, заткнись и положи чемодан обратно в машину.

Он ничего не сказал, положил чемодан обратно в машину, взял ее за руку и повел в магазин одежды.

Двадцать минут спустя Боуман взглянул на себя в большое зеркало и содрогнулся. Теперь он был одет в черный, очень тесный костюм с длинным рядом пуговиц, — благодаря которому получил полное представление о том, как должна себя чувствовать толстая, затянутая в корсет оперная певица, берущая высокую ноту, — болтающуюся белую рубашку, узкий черный галстук и широкополую шляпу того же цвета. Он вздохнул с облегчением, когда Сессиль появилась из примерочной кабины в сопровождении пухленькой приятной женщины средних лет, одетой во все черное, очевидно, хозяйки магазина. Но на нее он глянул только краем глаза, так как мужчина, который не смотрел бы во все глаза на Сессиль, или был бы психом, или обладал зрением филина.

Боуман никогда не считал Сессиль дурнушкой, но сейчас понял раз и навсегда, что она ошеломляюще красива. И вовсе не благодаря наряду, состоявшему из изящного, экзотического и явно дорогого цыганского костюма, в котором присутствовали почти все цвета радуги, белой накидки, ниспадающей пышными складками, и очень волнующей вуали. Боуман слышал, что красивые вещи, в которые одета женщина, дают ей особое ощущение, озаряют ее особенным светом, очевидным для окружающих. Он почувствовал, как у него пару раз замерло сердце; но когда появилась эта милая девушка со слегка смущенной улыбкой на лице, Боуман заставил себя успокоиться и принял свой обычный вид. Хозяйка магазина выразила его мысли словами.