Илья Деревянко - Мордоворот

Через два часа в дверь позвонили.

— Привет, привет! — на пороге, улыбаясь, стояла Мари­на, окидывая меня оценивающим взглядом. — Здорово ты изменился, — задумчиво сказала она, проходя в комнату. К ее приходу я успел навести здесь порядок и принести из ближайшего кафе цыплят-гриль, апельсины и бутылку шампанского. Кроме того я помылся, побрился и стал отча­сти похож на человека. Думая, что Маринина реплика отно­сится к моему похмельному виду, я насупился:

— Ты о чем, это?

— Постарел ты, морщины вон на лбу и взгляд какой-то затравленный.

— Старость не радость, — отшутился я. Сел напротив нее и придвинул поближе журнальный столик с закуской...

День клонился к вечеру. За окном слышались звонкие голоса играющих детей вперемешку с руганью соседки с четвертого этажа. Она костерила на чем свет стоит непутево­го мужа, напившегося по случаю субботы до положения риз.

— „.Ты знаешь, Олег, я часто тебя вспоминала, почему ты так долго не звонил? — Марина прижалась ко мне обна­женной грудью и поцеловала в губы. Я промолчал и погла­дил ее по голове. Со времени нашей последней встречи Ма­рина стала еще более страстной и я чувствовал себя совер­шенно опустошенным.

— Мне пора ехать, — Марина поднялась с дивана и подо­шла к креслу, где была сложена ее одежда, — поздно уже.

Я невольно залюбовался ее обнаженным телом. Строй­ная, загорелая фигура с округлыми бедрами и длинными ногами напоминала древнегреческую богиню. Я почувство­вал, как во мне вновь пробуждается желание. «Подожди!» — я подошел сзади и обнял Марину за плечи. Она обернулась, отстранила мои руки, пристально посмотрела в глаза, затем неожиданно обхватила меня руками за шею и, застонав, прижалась всем телом.

Я легко поднял ее и понес обратно к дивану...

Было 8 часов вечера, когда, проводив Марину до стан­ции, я возвращался домой с трудом передвигая ноги от ус­талости. Вопреки ожиданиям, встреча с ней нисколько не изменила мое настроение к лучшему. Даже в самом разгаре любовных утех я не переставал думать о ссоре со Светкой. Сейчас я чувствовал себя одиноким, несчастным и мне вдруг захотелось напиться в стельку.

— Эй, Олег, ты оглох что ли, я кричу, кричу, а ты хоть бы что! — возбужденно размахивая руками меня догонял ста­рый школьный приятель Витька Мелентьев. Приятель был так себе: болтун, дурак, но в данный момент я обрадовался и такой компании.

— Здорово! — я пожал ему руку, — куда направляешься?

— Да вот хочу в грильбар заглянуть, там сегодня коньяк есть! — Судя по тому, что я слышал от наших общих знакомых, Витя медленно, но верно спивался. Работая зубным техником, он имел пока достаточно средств для удовлетво­рения своей страсти и постепенно превращался в алкоголи­ка. Вот и сейчас при слове «коньяк» глаза его загорелись ли­хорадочным огнем и он машинально сделал горлом глота­тельное движение. Смотреть на него было неприятно. Тем не менее, я подумал, что будет лучше составить Вите компа­нию, чем сидеть одному дома наедине со своими мыслями.

— Ладно, пошли вместе, — буркнул я и мы двинулись по направлению к ярко размалеванной вывеске гриля.

Бар был полон. Взяв у бармена Эдика коньяк и закуску, мы с трудом нашли свободное место и, не чокаясь, выпили по первой. Слушая в пол уха Витину болтовню, я лениво раз­глядывал окружающих. Публика в зале собралась разношер­стная. Слева от нас сидела компания девиц, оживленно бесе­довавших о тряпках и косметике. Две из них были ни то ни се, на троечку, но третья — худощавая блондинка с карими глазами, почти не принимавшая участия в разговоре, мне понравилась. Недалеко от них разместились какие-то пы­тавшиеся казаться взрослыми юнцы. Они преувеличенно громко смеялись, украдкой бросая на девиц жадные взгля­ды. Чуть поодаль мрачно напивался в одиночку угрюмый небритый мужик. Справа почти все пространство занимала большая компания ребят лет по восемнадцать-двадцать. Они сдвинули вместе три стола и, ввиду своей многочис­ленности, глядели дерзко и вызывающе. За главного у них был какой-то тип лет тридцати, судя по наколкам и фик­сам—урка со стажем. Физиономия урки казалась смутно знакомой, но я так и не смог припомнить, где его видел.

Развалившись на стуле и жуя в углу рта папироску, он что- то цедил сквозь зубы, а остальные подобострастно внимали. Из магнитофона, стоявшего за стойкой у Эдика неслись звуки музыки. Тем временем Витя, не забывая регулярно прикладываться к бутылке, разливался соловьем, рассказы­вая свои сексуальные похождения, которые, как я подозре­вал, на 90% были чистейшим вымыслом. Со школьной скамьи он отличался безудержной болтливостью, сочетав­шейся. с богатой фантазией и теперь, изрядно выпив, Мелентьев дал полный простор этим талантам. Витя чем-то напоминал деда Щукаря и его болтовня меня раздражала. Впрочем, как я убедился, не только меня.