Томас Тимайер - Рептилия

А вот карликовый слон существовал на самом деле, равно как и озеро Лак-Теле. Насколько тесно судьба Эгомо связана с этим озером, выяснилось, когда в деревне появилась одна белая женщина с несколькими сопровождающими. С того времени прошло шесть или семь месяцев. От соседних племен она узнала, что Эгомо был единственным пигмеем, отважившимся зайти так далеко. Женщина отметила его храбрость и завалила подарками — и все ради того, чтобы узнать побольше об озере и его тайне. В какой-то момент ее приставания стали назойливыми. И только после того как пигмей сделал ей откровенное предложение, она прекратила искать его расположения. Тем временем авторитет Эгомо возрос в глазах соплеменников. Дело даже не в том, что он желал завоевать эту женщину. Он просто-напросто хотел заставить ревновать Калему — и, как ему казалось, добился своего. Конечно, она совсем не подавала виду, что ревнует, но пару раз Эгомо поймал на себе тоскливый взгляд девушки. Он снова убедился в том, что Калема любит его так же сильно, как и он ее. Единственное, чего ему еще не хватало, чтобы полностью завоевать сердце Калемы, — это немного времени и удачи на охоте. Поэтому Эгомо твердо решил поймать злополучного карликового слона и вернуться в деревню с мертвым животным. И даже если не получится притащить всю тушу целиком, то по крайней мере он принесет ногу или хотя бы бивень. В общем, какой-нибудь трофей.

Что случилось с белой женщиной, он не знал. Спустя неделю после своего прихода она снова исчезла. Следует полагать, что она ушла на озеро Лак-Теле. Эгомо больше не видел ее и ничего про нее не слышал.

Охотник встал как вкопанный, когда над чащей пронесся низкий, рассерженный рев. Он поднял голову. Никогда прежде он не слышал чего-либо подобного. Это был даже не рев гиппопотамов, водяных буйволов или других огромных животных. Ему послышалось что-то особенное — зловещее.

Даже шорохи других лесных жителей вмиг умолкли, словно джунгли в мгновение ока превратились в огромное ухо. Эгомо прислонился к стволу дерева, схватился за свой лук и задержал дыхание. Уже через несколько секунд в лесу воцарилась обычная жизнь. Только на этот раз все голоса напоминали не прежнее щебетание, а вой, будто по вершинам деревьев пронесся ураган. Прежде, чем рев улетел вдаль и затих, показалось, что этот звук застрял здесь на целую вечность.

По спине Эгомо пробежала дрожь. Вой звучал как смесь гнева и скорби. В какой-то момент пигмей даже подумал: а не один ли это из тех великанов, которых все чаще можно увидеть в этой местности, когда они продираются сквозь лесные заросли? Не одно ли это из тех ржавых, вонючих чудовищ, проглатывающих деревья целиком — только ради того, чтобы расчистить место для дороги. Нет, все же решил Эгомо, те звучат по-другому. В них нет души.

Рев издало животное. Очень большое. И звук шел как раз с той стороны, куда направлялся Эгомо.

Пятница, 5 февраля

Калифорнийское побережье

Капля пота, стекающая по моему виску, возомнила себя насекомым, пытающимся пробить себе дорогу внутрь моего черепа.

Я попытался внести ясность в свои мысли. Как долго я находился в пути? Десять часов, двенадцать или все четырнадцать? Ответ я потерял где-то с переводом стрелок после вылета из Сан-Франциско. Почему я вообще оказался здесь, что ожидало меня? Я попытался сконцентрироваться, но вид крутящихся лопастей прямо над моей головой сбил меня с толку.

— Мистер Эстбери, вы действительно не имеете понятия, почему леди Памбридж пригласила вас? — дребезжащий голос пилота, доносившийся из динамика в моем шлеме, заглушил рев турбин вертолета. Я с трудом смог оторвать взгляд от Тихого океана, который разбивался под нами о побережье Биг-Сур. Пейзаж представлял собой что-то нереальное, и я с трудом заставил себя отвлечься от возобновившейся потери высоты.

— Я бы многое отдал взамен на то, чтобы узнать это, — сказал я и поднял подбородок. — Неужели вы всерьез полагаете, что я вырядился в жакет и кожаные ботинки, предполагая, что меня ждет всего лишь приятное чаепитие?

— Значит, вы ожидаете чего-то другого?

— Честно говоря, у меня нет ни малейшего представления о том, что может меня ждать. Я знаю только одно: я только что вернулся из Лондона и с болью в сердце думаю о свитере и джинсах, лежащих в моем чемодане.

Пилот повернулся и бросил на мое одеяние оценивающий взгляд. И судя по его выражению лица, которое отчасти скрывал его шлем, он был вполне доволен.

Читать дальше