Сергей Мартьянов - Дозоры слушают тишину

«21 июня примерно в 20.30 заместитель командующего пограничного округа комбриг Курлыкин приказал отправить 100 человек пограничников в Литву. Я пригласил на совещание заместителя по политчасти Ильина (живет сейчас во Владивостоке), начальника штаба Кудрявцева, секретаря партбюро Смыслова, заместителя командира отряда по разведке Ведякина и заместителя по тылу майора Гуценко и дал задание собрать 100 человек с застав и отправить, а принять 120 человек из Белостока.

В 24.00 прибегает майор Ведякин и докладывает, что, по полученным данным, в 4.00 немцы нападут на нас. Сразу же звоню в штаб, оттуда отвечают: ждите указаний. Я отдал распоряжение по комендатурам держать заставы в боевой готовности.

В 1 час 30 минут 22 июня мне позвонил член Военного Совета 4-й армии дивизионный комиссар Шлыков (погиб под Керчью) и спросил, как на границе. Я ответил, что напряженно. Но подробно по городскому телефону, мол, сказать не могу, пусть звонит через воинскую часть. Минут через 10 звонит начальник 88-го погранотряда майор Зиновский (погиб потом на фронте) и сообщает, что в районе железнодорожного моста Семятичи у него украли часового. Нашли у моста немецкую каску. Звоню своему соседу — начальнику 97-го погранотряда подполковнику Сурженко. Он отвечает, что у него тоже неспокойно: на правом фланге шумят танки. На остальном участке, где болота, тихо. Опять звоню в округ: «Что делать?» В Белостоке как раз находился начальник погранвойск СССР генерал-лейтенант Г. Г. Соколов. Но ответа я не получил. Так и ждал указаний до 4.00 22 июня».

Как видите, воспоминания бывшего начальника погранотряда подтверждают факт, случившийся на берегах Буга в районе Новоселок. Майор Ведякин доложил о том самом сообщении, которое ему передали из Волчинской комендатуры.

А что было дальше? Ожидание… Сверху неоднократно и категорически приказывалось: не поддаваться на провокации, не сеять панику, не предпринимать никаких действий. Есть вождь и учитель, который за всех думает, за всех решает, а остальные должны лишь повиноваться ему и «ждать указаний». И майор Кузнецов, этот идеальный по тому времени военный (как и тысячи других!), упорно ждал, но так ничего и не дождался.

А вот Василий Горбунов не ждал…

В своих мемуарах генерал-полковник Сандалов пишет, что в штаб армии данные из погранотряда

«не попали из-за нарушения связи. Дошли ли они до штаба округа, сказать затрудняюсь. Впрочем, справедливости ради следует отметить, что если бы даже показания перебежчика и стали своевременно известны командованию армии и округа, они едва ли существенно повлияли бы на дальнейшее развитие событий».

Все это, к сожалению, так… Но если бы все заставы на наших западных рубежах были своевременно подняты по тревоге, если бы все командиры действовали, как Горбунов, не пролилось бы напрасно так много нашей крови.

…Обо всем, что здесь написано, я и рассказал алма-атинским телезрителям в канун Нового 1964 года.

А через два дня в дверях моей квартиры стоял коренастый мужчина в черном нагольном полушубке и белых валенках с галошами. Он крепко пожал мою руку и сказал:

— Вы рассказывали об Иване Абдрахманове. Это, наверное, мой брат… Только его звали Галиюллой…

Я усадил дорогого гостя к столу и начал расспрашивать. Поиски по следам легенды продолжались…

1963—1964 гг.

Дехистан — волость

Азал — соха, малла — деревянная борона

Маст — простокваша

Аттар — торговец персидскими лекарствами, душистыми травами, маслами, духами и пр.

Туман — денежная мера в Иране.

Ба-алла — с богом.

Раис — начальник.

Тумар — ладанка

Нет бога, кроме бога.

Машалла — возглас одобрения и удовлетворения, точнее: «Такова воля аллаха».

Мангал — керосиновая печь.

В Иране выходной день пятница.

Каламаны — обувь из невыделанной кожи, род лаптей.

Хичапури — небольшой пирог, начиненный сыром и яйцами.