Джеймс Кервуд - На равнинах Авраама

Джимс положил руку на голову Вояки, и они пустились в обратный путь. Пес внимательно приглядывался к лесу, ловил его запахи; но стражу нес он один — Джимса вовсе не интересовало, что скрывается за деревьями или таится в кустарнике. Почти по всей тропе отчетливо виднелись следы копыт лошади Тонтера. Они сразу привлекли внимание Джимса, поскольку именно Тонтер и его поездка в Заповедную Долину занимали все мысли мальчика.

Войдя в Большой Лес, Джимс сбавил шаг и подошел к дому со стороны восточной опушки. Издали он не заметил возле дома ни Тонтера, ни его коня, ни какого-либо движения, но, подойдя ближе, через отворенную дверь услышал звуки, которые встревожили его. Мать плакала. Джимс вбежал в дом и увидел, что она сидит, опустив голову на руки, и плечи ее содрогаются от рыданий. Услышав испуганный голос сына, Катерина подняла мокрое от слез лицо и попыталась улыбнуться. Попытка не удалась, и через мгновение она вновь рыдала, прижав лицо к плечу Джимса, словно он был взрослый мужчина, и она искала у него утешения.

Чем дальше слушал Джимс сбивчивый рассказ Катерины, тем большее смятение и страх овладевали им. Прежде всего он понял, что день начался для матери вполне счастливо. Судорожно сжимая сына в объятиях и время от времени принимаясь плакать, Катерина рассказала ему, как она гордилась его решением помириться с Туанеттой, как радовалась возвращению Хепсибы. Кроме того, из поместья приехал Тонтер, и это событие превратило для нее утро в настоящий праздник.

— Мне казалось, что они были рады видеть друг друга — твой дядя и барон, — со стоном проговорила она, и дурные предчувствия Джимса усилились. — Мы поговорили про тебя и Туанетту… Они шутили и смеялись. Он был очень доволен, когда я попросила его остаться на обед… и они ушли под руку… а затем, ох, Джимс, Джимс, они спустились в поле и ужасно подрались!

Катерина разжала руку и, вытирая глаза влажным скомканным платком, беззвучно зарыдала от отчаяния.

— Твой отец отправился с волом и повозкой забрать мсье Тонтера!

Джимс мельком взглянул в окно и увидел, как в сторону поля медленно движется названное матерью средство передвижения, а рядом с ним, помахивая кнутом, идет отец. Опасения за мать сменились еще большим страхом, и, не дожидаясь, пока она успокоится или снова зарыдает, мальчик выскочил из дома и помчался на поле боя. Он немного скосил путь и, пробежав через огород, прибыл на место раньше отца, задыхаясь от быстрого бега. Ни дяди, пи барона не было видно, и если бы не Вояка, то Джимс решил бы, что на поле никого нет. Следуя за собакой, Джимс нашел их в самом конце вырубки, рядом с кучей пней, которые накануне он помогал корчевать. Еще не видя ни того, ни другого, он услышал громкий голос Тонтера и понял, что барон жив.

— Я вырежу печень бесчестному негодяю, сделавшему мне эту ногу! — в ярости кричал сеньор. — Его следует четвертовать и повесить за то, что он берет для такого дела пекановые чурки с трещиной. Нудь у меня нормальная нога, сэр, вы бы летели вверх тормашками через эту кучу пней: удар был, как всегда, хорош!

Джимс остановился и, переводя дыхание, размышлял над тем, что, к удивлению своему, не услышал ответа.

Отдышавшись, он осмелился подойти ближе и увидел Хепсибу Адамса. Тот сидел на земле, прислонившись к пню, руки его безжизненно висели по бокам, круглые глаза были широко раскрыты, а на лице застыло довольно глупое выражение.

— Возмутительное нарушение всех правил! — снова гаркнул Тонтер. — Пекан, сэр, — не ясень, не вяз, не каштан — пекан, выдержанный в течение года, как он уверял меня, — и вот вам, трещина почти по всей длине, старая трещина — слепому видно! Я убью его!

Джимс, не отрываясь, смотрел на дядю. Хепсиба закатил глаза и попробовал ответить. Но его лицу расползлась болезненная гримаса.

— Я сделаю вам ногу. Надежную ногу, друг, — чуть слышно сказал он. — Хорошую ногу… лучше, чем эта… тоже из пекана… ногу на славу… безо всяких там скрытых трещин.

— С такой ногой ни одна корона во всем христианском мире не устояла бы против удара, который я вам нанес, сэр, — ответил Тонтер с того же невидимого Джимсу места. — Удар с точно рассчитанным наклоном; он настиг вас в тот самый момент, когда вы сделали выпад. Из-за него у меня вывихнулся позвоночник, сэр… такая в нем была сила! Вы признаете себя побежденным или воспользуетесь моим положением — тем, что биться мне нечем, да и стою я всего на одном штыре?

— Я немного оглох, брат, — признался Хепсиба, которому наконец удалось поднести руку к голове. — Но хоть вы и в прибытке, мне не очень по душе ваша хвастливость. Меня бивали и посильней, но деревом… никогда. Такое со мной впервые. Правда, повторить свой финт вам все равно бы не удалось, и как только я сделаю вам новую ногу, то докажу это.