Джеймс Кервуд: Охотники на волков

Снег все падал, а вунгов не было видно.

Старый индеец стал вожаком компании. Он решил достичь фактории другой тропой, не той, по которой они шли в начале путешествия, и, описав круг к югу, держаться как можно дальше от неприятеля. Только один Мукоки мог броситься в неизвестность. Он обладал каким-то таинственным шестым чувством, той способностью ориентироваться, тем почти сверхъестественным инстинктом, который за сотни миль мчит почтового голубя, как стрелу, в его голубятню.

Там, где всякий другой растерялся бы или уже давно заблудился, индеец безошибочно прокладывает себе путь. Много раз Род и Ваби спрашивали старика, в каком направлении находится Вабинош-Хоуз, и рука индейца неизменно указывала его, как будто он через леса, горы и долины действительно видел факторию перед собой. На пятнадцатой миле они сделали привал, чтобы отдохнуть, и развели небольшой костер у старого пня. Позавтракали остатками кролика и затем снова пустились в путь.

Весь день шли они по трудной дороге. То взбирались на скалистые гребни, то спускались в ложбины, где им приходилось пролагать себе дорогу через густую поросль. Когда солнце зашло за горизонт, они расположились на ночлег около соснового леса. Заварили последнюю щепотку чаю, и это был весь их ужин. Дичи не было видно.

У молодого горожанина начались судороги в желудке, но он молчал. Мукоки как будто отгадал его мысли.

— Завтра, — сказал он, — убить на завтрак куропатки. Род удивился:

— Откуда ты это знаешь, Мукоки? Индеец указал ему на небольшой лесок.

— Хороший сосна, густой. Куропатки там зимовать в гнезде. Ваби распаковал меха, их разделили на три части. Три больших волчьих шкуры расстелили на ветках, они служили навесом, под которым путешественники устроились как нельзя лучше.

Родерик, разбитый усталостью, не замедлил заснуть глубоким сном. Но Ваби и Мукоки лишь дремали, просыпаясь время от времени, чтобы поддержать огонь и удостовериться, что кругом все спокойно.

Род еще спал в своей теплой постели, когда его разбудили три выстрела. Через минуту показался Мукоки, держа в руке трех куропаток.

Мальчик захлопал в ладоши от радости. Никогда завтрак не казался ему таким вкусным. Они уничтожили дичь до последней косточки.

Ночью снег перестал, а наутро снова возобновился. Почти совершенно ослепленный снегом, маленький караван продвигался вперед до полудня. А затем снова сделал привал.

Теперь они были далеко от вунгов и находились вне опасности. Они могли спокойно устроить себе уютное логовище из сухих веток и лапника.

— Теперь мы, вероятно, уже недалеко от тропы Кэногами-Хоуз, — сказал Ваби, — а может быть, мы даже прошли ее?

Нет, еще не дошли, — ответил Мукоки, — еще немного южнее.

Ваби объяснил Роду:

— Тропа, о которой мы говорим, это проложенная санями дорожка, идущая от озера Нипигон до фактории Кэногами-Хоуз. Заведующий этой факторией наш лучший друг. Очень часто мы ездим к нему в гости.

Несколько убитых кроликов составили их завтрак. Охотники были совершенно измучены и проспали весь остаток дня. Ничто не нарушало спокойствия ночи.

К утру погода прояснилась. Но рана Мукоки снова открылась. Необходимо было убить какое-нибудь животное побольше кролика, чтобы получить жир и смазать рану. Старый индеец вынужден был остаться на привале, а оба мальчика отправились в разные стороны на охоту.

Родерик бродил в продолжение часа, и к своей досаде, несмотря на многочисленные следы оленей и карибу, совершенно безрезультатно. Он приходил уже в отчаяние, как вдруг внимание его привлекла проделанная санями тропа, пересекшая его путь. Две пары саней, запряженных собаками, прошли здесь после выпавшего снега, по обе стороны саней виднелись следы лыж. Родерик догадался, что людей было трое, а собак дюжина. Он не сомневался, что эта тропа ведет к Кэногами-Хоузу и из любопытства пошел по ней.

Через полмили он наткнулся на место, где маленький отряд сделал привал. Толстая головня еще тлела в куче золы, и кругом костра валялись кости и крошки хлеба. Но больше всего заинтересовали Рода следы еще нескольких пар ног, в этом месте присоединившиеся к прежним. Они были меньше других и могли принадлежать только женщинам. Удивительно мал был один след. Сердце юноши забилось сильнее от волнения. На снегу ясно виднелся отпечаток мокасин, снабженных маленькими каблучками.

Род сразу же подумал о Миннетаки. Это была единственная женщина, которой могла принадлежать такая крохотная ножка. Только она одна носила каблучки! Совпадение, во всяком случае, было странное. Он еще внимательнее стал всматриваться в оставленный след. Он как две капли воды походил на тот след, который Род обнаружил на земле в день, когда молодую девушку похитили вунги и он отнял ее у похитителей. Миннетаки или другая женщина проходила здесь? Если другая, то все-таки она должна была походить на нее. Была ли эта незнакомка так же красива, как Миннетаки?