Джеймс Кервуд - Быстрая Молния

Она пришла к нему одна. Этой ночью она убежала от Трезора и его маленькой подружки Уопс, и Быстрая Молния, убедившись, что их нет позади нее, выразил свое удовольствие негромким добродушным ворчанием. Они обнюхались, и тут его ноздри снова ощутили в шелковистой шерсти овчарки присутствие яда, который лишил его безмятежного счастья воистину блаженных дней перед паводком и перед тем, как они обнаружили хижину Гастона Руже. Потому что сегодня женщина гладила овчарку, и ребенок играл с ней, и Гастон нынче вечером перед ужином выбирал колючки репейника из ее шерсти, дымя своей большой черной трубкой. Запах этого яда смертельным фимиамом окутывал Светлячка. Для Быстрой Молнии человеческий дух — резкая горечь табачного дыма, запах рук мужчины, женщины и ребенка — стал олицетворением самого страшного зла из всех зол. Он был его проклятием. Он привлекал и одновременно отталкивал его. Не собака, но уже и не волк, он много раз откликался на его призыв, но человек неизменно либо причинял ему боль, либо пытался сделать это. И вот теперь он в конце концов лишил его подруги.

Глухое зловещее рычание нарастало в его горле, когда он обнюхивал золотисто-желтую шерсть овчарки. Не то чтобы он был зол или обижен на нее. Светлячок знала это. Виновником была хижина. Виноват был запах, который она принесла с собой. И овчарка растянулась на животе в своей любимой позе, положив голову между передними лапами, с тревогой глядя на него. Ибо подобно тому как Быстрая Молния ощущал, что хижина произвела огромные перемены в его подруге, так и Светлячок чувствовала неизбежность предстоящих перемен в Быстрой Молнии. Много недель он не уходил далеко от хижины. Овчарка всегда могла легко найти его, стоило ей только захотеть. Он преданно подавлял живущего в нем волка, чтобы быть поблизости от нее. Но сейчас, с наступлением осенних холодов, багровый огонь все чаще загорался в его глазах, и взгляд его все чаще блуждал где-то вдали Сущность происходящего постепенно начала проникать в ее сознание. Овчарка не связывала хижину или ревность к мужчине, женщине и ребенку с тем, что влекло его назад, в первобытную дикость двадцати поколений волчьих предков. Но то, что он уходит, что она мало-помалу теряет друга, который дрался, побеждал и жил для нее, вызывало в ней постоянно растущую тревогу.

Этой ночью Светлячок была другой. Целую неделю она не прыгала и не резвилась вокруг Быстрой Молнии. Но ежедневно и еженощно, возвращаясь в хижину, она пыталась увлечь его за собой. Сегодня, когда она лежала и глядела на него сквозь звездный туман, до нее донесся отдаленный волчий вой. Она увидела, как напряглось тело Быстрой Молнии, и тоскливо заскулила. Ревность к этому далекому зову проникла к ней в душу; она вскочила на ноги, продолжая скулить, и неожиданно Быстрая Молния успокоился и, совсем как в прежние счастливые дни, ткнулся носом в ее шею, позабыв о ядовитом запахе хижины и человека.

В эту ночь он, а не Светлячок выбирал путь. И путь их лежал прочь от хижины. Обычно всегда у отдаленного конца долины Светлячок останавливалась. На более значительное расстояние уходить от хижины она не желала. Но сейчас, когда Быстрая Молния скрылся в кустах между долиной и лесом, она последовала за ним. Странно, но Быстрой Молнии показалось, будто она уже не была той прежней, знакомой до мелочей, живой и веселой спутницей его скитаний. В ней крылась какая-то тайна, загадка, которая удерживала его, заставляла его бежать медленнее, заставляла его останавливаться, если останавливалась она. И когда он убедился, что Светлячок следует за ним в противоположную от хижины сторону, что она идет с ним туда, куда отказывалась идти прежде, его великолепная голова гордо выпрямилась, как в добрые старые времена, когда только он один мог заявлять какие-либо права на нее. И хоть много раз в течение последующих часов до них опять доносился волчий вой, Быстрая Молния не обращал на него ни малейшего внимания. Время от времени Светлячок останавливалась на отдых, а к исходу второго часа она легла у границы обширного бурелома, и Быстрая Молния не стал вынуждать ее продолжать путь.

Весь остаток ночи Светлячок была неподвижна. И на следующий день она отошла не далее берега крохотного ручейка в нескольких шагах от них и снова вернулась к бурелому, в глубине которого нашла себе укромное место для лежки. Быстрая Молния был озадачен. Он встревожился. Великая тайна будоражила его, хоть он так до конца и не постиг ее. И тем не менее счастье и радость прежних дней вернулись к нему. Опять Светлячок принадлежала лишь ему — ему одному. На вторую ночь она не сделала попытки вернуться в хижину, и в эту ночь Быстрая Молния так же мало обращал внимания на волчий вой, как если бы он звучал не ближе сотни миль отсюда. Он поохотился в одиночку. Свою добычу — двух кроликов — он принес и положил у ног Светлячка.