Владимир Матвеев - Золотой поезд

— Где же ты пропадал, дьявол? — говорит он. — У меня тут военкомдив часть осматривает, а ты по тылам гуляешь?

Шарабанов тихонько постукивает рукояткой нагайки по лаковому сапогу.

— Задержался, — говорит он. — Сперва вон тот змей захватили, — указал он пальцем за окно на аэроплан, — да возле Дубового Умета поцапались немного с беляком и вот товарища достали…

— Какого «товарища»? — спросил командир, поглядывая на Валю. — Вы кто? — спросил он Реброва.

— Я был комиссаром в Екатеринбурге.

— У белых остался?

— На подпольной работе.

— Как же в Самару попал?

— Из тюрьмы вышел. Решил фронт перейти.

— Белые комиссара живым выпустили? — сухо сказал командир, вставая на ноги. — Шляешься с бабой? Вкручиваешь, прохвост, — неожиданно крикнул он, — арестовать!

Реброва и Шатрову отвели в соседнюю комнату. Захлопнули дверь и щелкнули задвижкой.

— Дурак, — ругал Шарабанова за перегородкой командир полка, — веришь первому встречному. Возишь с собой. Ну и влетит тебе, от военкома.

Валя притихла. Сидеть под арестом у своих она не рассчитывала.

В соседней комнате вдруг зашумели сильней.

— Военком! — крикнул кто-то за перегородкой.

Хлопнула ставня окна, стукнула деревянная лавка: очевидно, сидевшие там бросились к окнам. За окном раздался топот лошадей. Через минуту послышались голоса, потом тяжелые шаги, под которыми заскрипели половицы.

— Здорово, здорово, — говорил басом, очевидно, вошедший. — Ну, давай карту, — зашелестел он бумагой. — Командиры и комиссары все здесь?

— Все, — ответил голос командира полка.

— Ладно. Теперь об операции: идет успешно, — строго продолжал говорить военком. — Самара может продержаться день-два, а надо бы нажать сегодня. Кабы ковырнуть в этом местечке железную дорогу, Самаре крышка. А? Как? Возможно?

В комнате замолчали.

— Да кто же днем туда полезет? — ответил командир полка, — кругом видать как на щеке. Ну, кто? — безнадежно повторил он.

— Я, — сказал вдруг Шарабанов…

— Вали, вали! — заговорил бас неожиданно ласково, — поди зови охотников. Я поеду с тобой.

Снова хлопнула дверь, загудели голоса, и Ребров с Валей снова услышали голос командира полка:

— Чудной он. Иной раз два-три дня нет, неделю. Пропал, думается. А он по тылам беляков носится, что пьяный. Едва ноги унесет. А то в нашем же тылу потеряется, как иголка в стогу.

— Такого тут и нужно, — сказал бас, зашелестев бумагой.

— Вот только что, — продолжал командир полка, — привез аэроплан и какого-то хлюста с девицей. Барышня румяная. С одного взгляда видно: бежали к белым, а попали к нам. А Шарабанов в пролетке с собой их сутки возил: говорит — комиссар.

— Комиссар? — перебил бас. — А ну-ка, дай-ка его, поговорим.

Двери раскрылись. Ребров снова увидел за столом командира полка. Рядом с ним сидел огромного роста человек в порыжелой гимнастерке, обросший бородой. Он молчаливо поднялся, вглядываясь в Реброва. На правой щеке его виднелась синяя сыпь, засевшая глубоко под кожей.

— Запрягаев! — вдруг вскрикнула из-за спины Реброва Валя и бросилась к военкому.

— Как, ты?! — схватил ее за руку военком и тотчас повернулся к Реброву: — Борис! Вот черти! Живы!..

— Постой, постой, что с золотом? — перебил его Ребров.

— Давно в Москве: Губахин в неделю выкопал. Ведь мы тебя искать ребят в Екатеринбург посылали. Писали: пропал — повешен. А ты жив, — все еще с радостью смотрел Запрягаев на Реброва.

— Да ведь и тебя искали, — засмеялся Ребров, — прочти бумажку, — вынул он старый номер екатеринбургской газеты с объявлением генерала Дитерихса.

Полковые комиссары и командиры окружили кольцом военкома, с изумлением наблюдая неожиданную встречу. Командир полка протиснулся вперед, несколько раз порывался что-то сказать и не решался.

— А я думал… — начал наконец он, обращаясь к Запрягаеву, как вдруг скрипнула протяжно дверь и в избу влетел Шарабанов.

— Готово… — сказал он и, взглянув на военкома, замялся от неожиданности: Запрягаев крепко держал за руки Шатрову и Реброва.

— Готово, товарищ военком, — проговорил через минуту Шарабанов, сообразив, в чем дело, — можно ехать.

Запрягаев выпрямился. Он снова стал серьезен и озабочен. Его рука машинально ощупала пояс, кобуру револьвера, кожаную сумку на боку. Он взял со стола фуражку с красной звездой и надел ее.

— Через три часа я буду здесь, — сказал он командиру полка. — И поговорить не успели, — с досадой повернулся он к Реброву.