Иван Руж - Таинственное похищение

«Доберусь до старой дороги, — думал он, — обойду дом Ибрагима, а там до села рукой подать».

От усталости он временами как бы впадал в забытье, мысли его путались. Сколько раз ему хотелось броситься на землю и лежать, лежать не шевелясь. Веки тяжелели, на языке выступила горечь. Он напился холодной воды из ручейка, который попался на пути, и немного ободрился. Однако скоро почувствовал, что силы его на исходе. Пальцы на руках были словно чужие. Ноги то и дело задевали о камни. Он начал пошатываться на ходу. Но в сознании пламенела мысль — спасти геолога. Эта мысль толкала его вперед, придавала силы измученному телу. Он долго еще шел и, наконец, вышел на старую заброшенную дорогу, постарался прибавить шагу, но не смог. На темном небе безучастно мерцали далекие звезды. В неподвижном воздухе не колыхалась ни одна веточка. Звук его медленных, шаркающих шагов глухо отдавался в тишине. Он споткнулся и зло выругался. Ноги больше не повиновались ему. Тогда он присел передохнуть. Определить в темноте, где он находится, было трудно, но ему казалось, что он уже недалеко от дома Ибрагима. Внимание его привлек неясный шум — будто что-то волочилось по земле.

Подавив стон, он привстал, сошел с дороги и притаился в темноте. На дороге показалась высокая фигура. Человек шел согнувшись. Над его головой торчало что-то темное, спускавшееся по спине до самой земли. В первый миг паренек не мог понять, что это такое. Но как только человек приблизился, он узнал его и рассмотрел его ношу. Это был Ибрагим, тащивший вязанку хвороста. Концы сучьев с шуршанием волочились по земле.

— Ибрагим! — крикнул паренек и поднялся.

Ибрагим вздрогнул от неожиданности, бросил хворост на землю и крепко сжал в руке топор.

— Ибрагим, это я, Райчо! — почти лишившись сил, простонал паренек.

— А-а, Райчо! Ты куда это отправился, на ночь глядя?

— Ибрагим, помоги! — взмолился тот.

В темноте Ибрагим не заметил веревки.

— Руки, руки! — задыхаясь, прохрипел паренек.

Ибрагим быстро опустился возле него, нащупал узел и ловко развязал его. Затем размотал веревку. Затекшие руки висели, как чужие. Пальцы еще сжимали носовой платок.

Освободившись от мучительных пут, паренек почувствовал, что его покидают последние силы и, как подкошенный, рухнул на землю. В сдавленные мускулы потекла кровь, и от этого руки и плечи нестерпимо болели. Грудь свободно вздымалась, вдыхая чистый воздух, но голова еще не прояснилась, во рту было по-прежнему сухо.

— Что, случилось? Кто тебя связал? — озабоченно склонился над ним Ибрагим.

— У тебя хлебушка не найдется? — прошептал в ответ паренек.

Ибрагим выпрямился.

— Сейчас схожу, принесу, — ответил он.

Паренек хотел сказать еще что-то, но пока он собрался с силами, Ибрагим уже бежал к дому, сжимая в руке топор.

Паренек шевельнул руками. Как хорошо, когда руки свободны!

Немного погодя он уже торопливо ел черствый хлеб и картофель, которые ему принес Ибрагим, и отрывисто рассказывал о том, что случилось.

Присев рядом, Ибрагим сосредоточенно слушал. Лицо его стало хмурым и злым.

— Какой из себя, говоришь, с обрезом? С длинными ногами и таким вот подбородком? — спросил он. — А тот, что вел мула, — длинношеий, остролицый, худой?

Паренек утвердительно кивнул головой.

— Ты знаешь их, Ибрагим?

«Незиф и Лиман, больше некому» — чуть не сорвалось с языка Ибрагима, но он вовремя сдержался. В таких делах Ибрагим был опытным. Глотнув, он осторожно ответил:

— Видел я эту пару…

С каждым новым глотком паренек чувствовал прилив сил. Закончив есть, он тут же поднялся, взял из рук Ибрагима топор и твердо сказал:

— Я собирался это дело сделать, но теперь его сделаешь ты, а я вернусь назад.

Ибрагим смотрел на него с недоумением.

— Сходи в село и разыщи председателя сельсовета. Если спит, разбуди. Расскажи ему все, что слышал от меня. Пусть приведет людей, надо спасти человека. И по телефону пусть пограничникам сообщит. Все может случиться. А я спрячусь за скалами и послежу за ними. Давай, Ибрагим, не мешкай!

Тог наклонился, чтобы подобрать с земли свою ношу, а паренек пустился в обратный путь, к Медвежьей реке.

Ибрагим дотащил хворост до своего двора, сбросил его на землю и задумался. Он вырос в горах, привык встречаться с опасностью лицом к лицу, не любил людской гвалт, не любил, чтобы кто-нибудь вмешивался в его дела. Идти к председателю сельсовета и поднимать на ноги все село? Это было ему совсем не по душе.