Иван Руж - Таинственное похищение

Над селом быстро спускалась летняя ночь. На потемневшем небе зажглись первые звезды. В прозрачном горном воздухе блеск их был особенно ярким и красивым. Шум реки стал более отчетливым. Откуда-то совсем слабо доносились глухие голоса людей, мычание коров, где-то залаяла собака. Кругом царил покой, глубокий величественный покой, и юноша даже слышал биение собственного сердца. Он почувствовал ломоту в ногах. Ныли плечи, за которыми висел тяжелый рюкзак. Однако вечерний холодок, спускавшийся вместе с мраком с гор, приятно освежал разгоряченное тело, прогоняя усталость. Постояв еще немного на лестнице, юноша спустился на площадь. Из-за угла ограды мечети, в том месте, где ему показалось, что сразу же начинается зеленый забор, выскочила корова. Она почти бежала, мотая на ходу тупой мордой с черным носом и небольшими, загнутыми кверху рогами и роняя недожеванную траву. Вслед за коровой вышла, погрузив в пыль босые ноги, низенькая худая женщина, повязанная выцветшим платком. В одной руке у нее была длинная хворостина, которой она изредка хлестала тощие коровьи бока, другой она угрожающе размахивала, чтобы корова не сворачивала с дороги.

— У-у, паршивка! — сердито покрикивала женщина. — Все коровы давно уже в хлевах, одна ты не знаешь дороги и все норовишь в чужие луга забраться. Не напаслась за весь день, проклятая.

— Тетенька, где мне председателя сельсовета найти? — спросил юноша.

Женщина остановилась, окинула его быстрым взглядом, задержавшись чуть подольше на рюкзаке и молотке, и ответила немного нараспев, показав хворостиной назад:

— Вон там, третий дом по этой стороне. — И, не оборачиваясь, погнала свою корову.

Юноша двинулся в указанную ему сторону.

Тем временем другой путник, с нетерпением дожидавшийся темноты, поднялся с земли, отряхнулся и, поправив локтями вещевой мешок за спиной, начал уверенно спускаться к селению. Достиг околицы, прошмыгнул по улочке, стараясь как можно, ближе держаться к скале, где тень была особенно густой, остановился у длинной ограды из больших камней, ловко подтянулся и перемахнул через нее. Скоро его фигура исчезла среди смутных очертаний каких-то построек.

Юноша же немного погодя вернулся на площадь в сопровождении высокого человека, лица которого нельзя было различить в темноте. Они поднялись по деревянной лестнице, остановились перед дверьми. Щелкнул поворачиваемый в замке ключ, скрипнули дверные петли, и они вошли в темный коридор. Высокий, шедший впереди, толкнул какую-то дверь, чиркнул спичкой и зажег керосиновую лампу с мутным стеклом. Юноша, стаскивая рюкзак и снимая сумку, осмотрелся. Глаза его остановились на двух поставленных вдоль стен железных койках, застланных одеялами Пространство между ними занимали небольшой, грубо сколоченный стол и два простых стула. В одном углу, у самых дверей, стояла низкая железная печка с ржавыми трубами, покрытыми толстым слоем пыли. Больше в комнате ничего не было. Стены были выбелены известкой, но в мерцающем желтоватом свете лампы нельзя было разглядеть, чистые они или нет.

— Переночуете здесь. Гостиницы у нас нет. Приготовили вот на скорую руку эту комнату для приезжих. Не взыщите, здесь не город.

У говорившего было осунувшееся, нездорового цвета, лицо, темные, грустные глаза, горевшие странным лихорадочным блеском. Пригладив длинными костлявыми пальцами торчащие во все стороны, давно нестриженные волосы, он обвел взглядом комнату, как бы желая удостовериться, что все на месте.

Юноша неожиданно засмеялся.

Высокий резко обернулся и, уязвленный его смехом, резко спросил, перейдя вдруг на «ты»:

— Чего смеешься?

— Пополняю свое представление о сельском начальстве, — ответил юноша. — Да вы не обижайтесь, — прибавил он добродушно. — Я не над вами смеюсь. Так, вспомнил что-то.

— А что именно? — с вызовом спросил высокий и насупился, показывая всем своим видом, что он не выносит шуток и насмешек.

— В нашем селе одно время староста был, дядя Неделчо. Его к нам из города прислали — при фашизме старостами назначали чиновников. Так он франтом ходил. Тонюсенькие такие усы носил и крахмальный воротничок, правда, всегда грязный Посмотрел я на вас — бритого, но растрепанного, и смешно мне стало.

— А я вот дивлюсь, кто это доверил такому безусому мальчишке, щенку, молоток и сумку и послал в наши горы для серьезных дел, но, как видишь, не смеюсь.

— Я — геолог, — сделавшись сразу серьезным, вежливо пояснил юноша. — Учился в Советском Союзе, там и практику проходил — на Урале и в Сибири.