Иван Медведев - Пограничные зори

Возле дерева послышался шорох. Медунов обеими руками раздвинул камышовый занавес и чуть не столкнулся — нос к носу — с незнакомым человеком в тельпеке и халате, подпоясанном цветным платком. Медунов все это заметил с первого же взгляда, с мгновенной вспышкой мысли определяя, есть ли у незнакомца оружие. Кроме самодельного серпа, ничего опасного у незнакомца не было видно. Он чуть приметно вздрогнул, но лицом остался спокоен, словно заранее приготовился к встрече.

— Салам! — поздоровался он.

Ответив тем же, Медунов повел глазами в сторону раздерганного куста с опаленным боком и увидел настороженные, горящие, налитые злобой глаза Трезора. Его черная шерсть слилась с чернотой земли, закопченной, видимо, недавним костром.

Молчание и томительное ожидание исхода встречи были в тягость и тому и другому; первым не выдержал человек с серпом в полусогнутой, напрягшейся руке.

— Лбами почти стукнулись, как слепые, — сказал он по-туркменски. — Получается, что слепому торговцу слепой покупатель.

Подозрительного ничего не было в поведении встречного, но у Медунова, давнишнего жителя пограничной полосы, были свои, никому полностью не высказанные правила, оставленные ему в наследство еще отцом, Петром Медуновым.

— Есть и другая пословица, — тоже по-туркменски ответил Медунов. — Кривоногому дорога тесна…

— Кто же из нас кривоногий? Оба идем по дороге.

Турнир поговорок помог Медунову, заметившему, как у незнакомца лицо стало жарче огня. Должно быть, последние слова инженера пришлись ему не по душе.

— У пугливой овцы — в глазах волки, — продолжал он свой обстрел побасенками. — Темнеет, мне надо идти…

— И мне надо, — начал поторапливать ход событий Медунов. — Ночь — плохой помощник при таких встречах.

— Хош, — сказал торопливый спутник и резким махом скосил перед собой несколько камышин. — Саг бол! — неизвестно за что поблагодарил он Медунова.

— В колхоз идешь? — остановил его вопросом Медунов.

— Да. К председателю дело есть. Я из дальней бригады.

— А контора-то колхоза в другой стороне.

Внезапное молчание.

— Не хочу через арык прыгать. Обойду.

— Вот и хорошо. Вместе обойдем. Пошли!..

Видимо, незнакомец не нуждался в спутнике. Он повернулся и шагнул в чащу. Трезор свирепо оскалил клыки, испытанные на кабаньем горле, выскочил из-под куста и бросился к ногам незнакомца. Медунов прикрикнул на него, вернул назад.

— Не бойся. Рядом пойдем — не тронет…

Прежде всего Дмитрий Петрович позаботился о том, чтобы побыстрее выбраться на дорогу. И в этом помог ему верный Трезор, первым уловивший голоса людей и указавший к ним кратчайший путь. На хлопковой карте оказался мираб Эмин-ага со своим шестнадцатилетним внуком Джомотом. Старик, обрадовавшись гостям, устремился было с тунчой к костру, кипятить чай, — Медунов остановил его и тихо шепнул:

— Ваш?

Мираб со стариковской доскональностью осмотрел пришельца, попросил у него серп, поговорил и, похвалив его за любовь к пословицам, сказал:

— На курином яйце и на голове плешивого волосы не вырастут… Дошел до стены. Остановка. Нет тебе хода…

Эмин-ага сделал Дмитрию Петровичу скрытый знак рукою: «Не наш…» — и послал внука вместе с Медуновым до «конца» дороги. А дорога привела их на пограничную заставу. И тут с непогрешимой точностью выяснилось, что задержанный пытался в эту же ночь улизнуть за кордон, побуждаемый своими, вескими причинами… В боевой актив инженера Медунова было записано новое, четвертое задержание нарушителя государственной границы.

Седоволосый пограничный офицер, знавший железнодорожника Петра Медунова, говорил Медунову-младшему:

— Никогда не забывай про своего отца, Дмитрий… И помни: месть врагам — святая месть, а ярость — благородная.

С такими выползнями змеиных гнезд, как задержанный «человек с серпом», у Дмитрия Петровича есть и личные счеты, порожденные давно погасшим и унесенным каруселью вечности черным днем.

Большая семья Медуновых жила тогда в Чарджоу. Отец работал машинистом на паровозе, а мать, Раиса Семеновна, домохозянничала, воспитывала детей, которых она, как говорил муж, повадилась рожать двойнями: Митю вместе с Любой, Володю с Олей, а Мишу с братиком Сережей. Девятилетний Митя в последний раз видел отца. Был он неугомонным охотником, имел утлую лодчонку, дорогое фамильное ружье, легавую старенькую суку Зазнобу. Однажды, в летнее воскресное утро, отправился он с Зазнобой на охоту и больше не вернулся домой, оставив своих горластых двойняшек сиротами. Говорили потом, что видели его лодку на той стороне Аму-Дарьи. Оттуда, из Фараба, вплавь добралась до Чарджоу любимица семьи Зазноба. У кого он был и что там делал? Эта роковая тайна долго оставалась неразгаданной. Думали всяко, но до истины докопаться не могли.