сборник Array - В исключительных обстоятельствах 1986

Серое небо светлело и сочнело. До алой краски было далеко, а деревья высветлялись, на ближних проступало четче, чем днем, переплетение веток. Костер пропал из виду, и местечко под раскидистой сосной некоторое время казалось обманчиво пустым; поднимавшийся от углей дымок усиливал впечатление покинутости.

Троица поднялась с первыми лучами. Судя по сборам, задерживаться подопечные не собирались. Завтрак откладывался на более поздний срок.

Пока Длинный и Альбинос возились под сосной, Шуляков отошел от них шагов на тридцать и замер. Лицо было обращено в сторону Ращупкина.

Заметить его невозможно, слишком далеко. Это Ращупкин знал наверняка. Но поскольку Шуляков продолжал стоять неподвижно, уверенность поколебалась.

«Поворачивай», — мысленно понукал он Шулякова, боясь шелохнуться, всякое шевеление, казалось, могло сослужить плохую службу.

Тот словно услышал приказ, двинулся, но не в обратном направлении, а вперед. Карабин был при нем, и Ращупкин напружинился, впился взглядом в руку: если она потянется к ремешку карабина, дело дрянь.

И тут Шулякова позвали. Негромко, но обострившийся до предела слух Ращупкина уловил обрывок фразы «…уда». «Ты куда?» — автоматически восстановил он.

Шуляков обернулся на зов не вдруг, широкой петлей развернулся и зашагал обратно. Попробуй догадайся, чем вызван этот его выпад — приспичило ли вглядеться в пройденный путь или что заподозрил.

Ращупкин перевел дух. Начало дня не сулило удачи.

«Психуют нынче, не выспались. Гладко, как вчера, не выйдет», — думал он, глядя в спину Шулякову.

Лес погустел, сосновые лапы молодой поросли плотно смыкались, приходилось порой, чтобы не потерять из виду троицу, идти на сближение до тридцати-сорока шагов. Риск, а с ним и напряжение возросли. В довершение к этому замыкавший вереницу Альбинос на коротком отрезке дважды обернулся. Его лицо, освещенное солнцем, во второй раз оказалось так близко, что Ращупкин разглядел красноватые по-кроличьи веки.

Троица поглощала внимание без остатка. Он полагал, что они по-прежнему идут трактом, но удостовериться, сориентироваться не имел возможности. Чащоба тянулась нескончаемой полосой. Солнце припекало, духота густо ложилась между кустами и деревьями. Все тело было мокрым, одежду хоть выжимай. Но это еще ничего. Куда серьезнее, что от горячего, настоянного на хвое воздуха запершило в горле. После того как прошлой осенью он чуть не утонул, когда пытался поймать паром, внезапные короткие приступы кашля по утрам изредка случались. Он боялся, что не сумеет совладать с собой и зайдется в кашле. Чтобы ослабить першение, сорвал пук травы, разжевал и проглотил сок.

Напряжение достигало предела. Снять его могла остановка. Она была желанна не для одного Ращупкина. Альбинос все чаще горбился, вскидывал сползавший рюкзак, Длинный выкидывал негнущиеся ноги и ставил их с размаху, будто от досады бил по земле, голова у него была склонена набок и моталась, как тряпичная. И только на Шулякова усталость не действовала. Наглухо застегнутый, в накомарнике и с карабином за спиной, он шагал с размеренностью робота.

Ращупкина особенно раздражал накомарник. Гнус не очень-то докучал, и без накомарника просто обойтись. «Прекрати», — приказал он себе, понимая, что накомарник — повод, а злится на Шулякова главным образом за то, что в его власти сделать привал, а тот и не собирается. До сих пор Ращупкин старался не рассуждать о своих подопечных, более или менее это удавалось, и так было легче возле них. Злость говорила за то, что он сильно устал, вымотался.

Утро было на исходе, когда словно в награду за долготерпение лее потерял густоту. Широкий просвет обозначился впереди. В самом конце голубовато засеребрилась водная гладь.

Глаза давно и настолько свыклись с монотонной краской хвойного леса, что Ращупкин не поверил себе, готов был принять воду за мираж. Голубой кусочек, однако, не пропал, наоборот, разросся, убеждая в своей реальности. Четь! Они подходили к Чети!

Близость реки приободрила бандитов. Все подобрались, ускорили шаг. Альбинос, ломая привычный строй, обогнал своих спутников, вырвался вперед. Длинный тоже не захотел отставать, так что Шуляков оказался замыкающим. Он предоставил приятелям свободу наперегонки достигать берега, а сам развернулся, откинул на тулью шляпы сетку и, как после ночевки, стал пристально вглядываться в зелень чащобы. И опять Ращупкин не мог ответить себе, привычка ли ото подытоживать пройденный путь или подозрение. Скорее всего Шуляков чувствовал что-то неладное, но у него не было доказательств, чтобы насторожиться всерьез. Видимо, их он и искал, не делясь пока опасениями с Длинным и Альбиносом.