Ренэ Каду: Атлантида под водой

«Да, да, где мы находимся? А, черт, ведь она могла бы быть очень хорошенькой, даже лучше, чем Кэт из бара. Табаку тоже нет. Печально для человечества, когда пять великих держав равнодушно наблюдают гибель шестой в моем лице. Охота была этой старой дуре вешать в моей комнате обрывки грязной бумаги, похожей на мир, как азбука Морзе на свист соловья и летний гром. Да, дорогая неизвестная и прекрасная мисс, мы находимся в Атлантическом океане. Я не могу сообщить вам долготу и широту, это не мое призвание. Кроме того, я нахожу, что мир достаточно измерен, следовало бы оставить в нем несколько неисследованных уголков во имя общественного романтизма и для поднятия тиража фантастических романов. Собственно говоря, мисс, мы находимся сейчас над той огромной равниной, где — принимая мечту Платона за достоверное свидетельство — когда-то помещалось мощное государство с упоительным именем Атлантида».

Репортер Стиб произнес роковое слово. Он замолк, напряженно ловя блеснувшую мысль, как играющий в жмурки — голоса убегающих от него партнеров. Затем он сказал резко:

— Вздор!

Но мысль, видимо, не оставляла его и нашептывала Стибу какие-то тайны. Он повторил, но уже колеблясь: — Вздор! — и счел нужным пояснить свое отрицательное отношение к новой мысли словами:

— Старо. Никто не поверит.

Но затем, словно бы раздваиваясь или позволяя этой мысли говорить его собственными устами, он прибавил:

— Есть два сорта публики: первый вообще ничему не верит, и ему поэтому безразлично, старо это или нет. Второй же верит всему, что напечатано, и вера его только усиливается, когда репортер оперирует с уже знакомым предметом.

Это рассуждение, однако, не убедило его, и он снова сказал, замыкая свою личность в обычные, нераздвоенные рамки:

— Вздор!

Но он потерял власть над собой, и мысль снова заговорила его устами:

— С каких это пор репортеры USA не могут обработать сюжета, когда он, наконец, явился, а у них нет даже пяти центов на сигару! Или блюдо готовит не повар, а животное, чье мясо повар жарит?

Последнее рассуждение решило все. Мистер Стиб легким прыжком перенес свои кило и метры к столу и начал строчить.

Стиб писал недолго. Он встал, однако, далеко не в прекрасном настроении. Как всегда (мы, как специалисты, подтверждаем это нашим честным словом), написанное показалось ему много хуже мысли, озарившей его. Ему показалось, что весьма краткая рукопись нуждается в некотором подкреплении. И он, выходя, взял с собой тяжелую палку, по соображениям, которые были ему вполне ясны, а читателю станут понятны при ближайшем знакомстве с редактором распространенной газеты «Вестник Небоскребов».

Редактор сидел в своем кабинете с каким-то лысым посетителем, когда Стиб ввалился к нему и, пользуясь прекрасно развитыми бицепсами, проделал сложный вольт своей тяжелой палкой. Потом остановился в вызывающей позе и процедил загадочно:

— Ну!

На что редактор, седой и щуплый человек, очевидно, привыкший к подобному обращению со стороны своих сотрудников, с любопытством взглянув на Стиба, добродушно ответил:

— Му-му, сынок!

— В вечернем выпуске вы напечатаете вот это (Стиб довольно презрительно швырнул на стол свою статейку). — Чек, старый тюремщик девяти муз, чек, ничтожный прихлебатель шестой державы, изменник трем грациям, чек!

Редактор, не притрагиваясь к статье и не шевелясь, ласково заявил:

— Дитя, вы далеко пойдете. Я всегда говорил, что решительность и остроумие, в соединении со статистикой, лучшие качества для репортера. Но, дорогой авантюрист четырех стран света, восьмое чудо мира, для моей газеты пробил двенадцатый час, и место в ней заполнено на двадцать четыре месяца вперед.

— Вы отказываетесь?

— О нет! Если у вас есть копия, то я охотно познакомлю ваше произведение непосредственно с корзиной, минуя задерживающие станции, как то: метранпажа, наборщиков, разносчиков и читателей. Ведь все равно каждая газета кончает жизнь в корзине. Удовольствуйтесь результатом и не заставляйте ваше произведение проделывать весь долгий и ненужный ему путь.

Редактор ожидал естественного взрыва негодования, но ошибся в расчетах. Стиб с ужасающим спокойствием подошел к столу, молниеносно перерезал перочинным ножом провода звонка и телефона и тихо сказал:

— Теперь вы безоружны, вы никого не можете позвать на помощь.

Посетитель, ничем не проявлявший себя до сих пор, попытался встать, но Стиб угрожающе направил в его сторону конец палки и, не меняя тона и не спуская глаз с редактора, заявил: