Елена Ржевская - Особое задание. Повесть о разведчиках

Немцы пристреляли большак, с нарастающим воем пролетали над крышей снаряды и рвались за деревней.

Подполковник инструктировал разведчика. «Сокол», ленинградский студент, не в первый раз отправлялся на задание во вражеский тыл, но сейчас он уходил надолго, и его задание было сложнее, требовало большей смелости, предпри­имчивости, чем прежние.

Он спустится в тылу врага за Ржевом, сожжёт или закопает парашют и пройдёт назад по дорогам мимо немецких часовых в Ржев. Документы его исправны — он возвращается домой из Ельни, потому что закрылась пекарня, где он работал. На нём поношенное гражданское платье, в руках узелок с сухарями.

На западной окраине Ржева под видом школы связи обосновалась школа немецких диверсантов. Пётр Семёнович получил приказ неотступно сле­дить за школой. К Петру Семёновичу направлен «Сокол».

Как отчётливы эти последние минуты про­щанья! Взгляд умных глаз подполковника, креп­кое его рукопожатие, сдержанная сердечная взволнованность,— вот то пристанище, к кото­рому не раз будет мысленно обращаться из вра­жеского стана разведчик.

Долго тянется в лесу тёмная, сырая ночь. Вда­леке обшаривают небо бледные прожекторы, где- то в стороне застрекочет в воздухе самолёт и стихнет. Уже пятые сутки отряд сидит в засаде.

На шестой день засады утром прискакал комендант штаба. Он спешился и побежал на-» встречу Дубяге, придерживая кобуру с пистоле­том. Едва выслушав его, Дубяга вскочил на свою лошадь, уже осёдланную с зари, и вылетел из лесу.

Когда он вернулся, по сапогам его, по животу лошади сползали серые хлопья пены, фуражка Дубяги сбилась на затылок, чёрные кольца во­лос слиплись на лбу. Он вынул из полевой сумки блокнот и в седле написал донесение под­полковнику Ярунину:

«Сегодня на рассвете патрулями обнаружены в лесу, восточнее 4 км нашей засады, два пара­шюта.

Немедленно приступаю к прочёске леса, дорог и прилегающих населённых пунктов...».

Лошадь жевала удила, запрокидывала назад голову, мешая писать.

Дубяга приказал сержанту Бутину итти с до­несением к подполковнику, а бойцам — снять пост и приступить к прочёске леса. Весь день он не слезал с седла, рыскал с отрядом бойцов по лесу, по дорогам.

К вечеру небо очистилось. Казалось, солнце сегодня дольше обычного задержалось на небе. Дубяга ехал один. С трудом шла лошадь по бревёнчатому настилу, выстроенному на топком участке дороги, спотыкалась, соскальзывала тон­кими ногами в щели между брёвнами.

По этой дороге могут пройти немецкие дивер­санты к артиллерийским складам армии.

Там, где кончался настил, вышел из-за кустов часовой замаскированного контрольного поста, откозырял и приветливо заулыбался. Дубяга проехал мимо, потом повернул лошадь назад.

— Почему документы не проверяете? — крикнул он часовому.

— Я, товарищ капитан, ведь знаю вас.

— Ты меня знай, когда с поста сменишься, а сейчас ты часовой и все для тебя одинаковы,

— Есть, — сказал часовой.

Дубяга проверил, известно ли часовому, кого он должен задержать, какие документы на руках у этих двух человек, одетых в форму советских военнослужащих. Убедившись, что часовой пра­вильно проинструктирован, Дубяга поехал дальше.

Перед поворотом дороги старый шлагбаум был вздёрнут вверх и нелепым журавлём торчал из­ дали. Сразу заповоротом начиналось сожжённое село: голые трубы, вздыбленные от пламени же­лезные кровати, искалеченная домашняя утварь. Одичавшая кошка с голодным блеском в глазах бесстрастно прошла мимо. В тёмном проёме окна уцелевшей части дома трепетали от ветра клочья занавесок, они казались одушевлёнными на этом пустыре.

Знакомая картина пепелища, но она заставила содрогнуться Дубягу. Он сошёл на землю, через- всё село тянул за собой лошадь. Пустынно, скорбно было вокруг. Наконец, село кончилось. Дубяга понуро постоял у опалённой пожаром сухой берёзы, занемевшими от усталости паль­цами свернул папиросу.

Далеко отсюда, в Белоруссии, лежит его род­ная деревня, там родился, вырос он, ходил в школу, а в четырнадцать лет навсегда ушёл из дому.

..«Скудный узелок его ловко прилажен на спи­ну , за голенищем сапога походный нож. Встреч­ный ветер бьёт лицо. Он оглядывается в по­следний раз: далеко на дороге осталась мать, стоит она разутая, в руках повисли туфли. Трудно было овдовевшей рано учительнице вы­растить четырёх сыновей, ещётруднее одного за другим проводить их. Ведь можно учиться в сво­ём районном центре, но и этот, последний, уез­жал вдалёкую сторону, хотел итти своим путём.