Елена Ржевская - Особое задание. Повесть о разведчиках

— О чём ты мелешь? — перебил его Дубяга.

Белоухов поднял лицо. Дубяга лежал в преж­ней позе, заложив руки за голову, был виден только его затылок.

— Я действительно пойду, — сказал Белоухов, поднявшись. Ему досадно стало, что он затеял этот ненужный разговор, пооткровенничал.

Хлопнула дверь за Белоуховым. Дубяга лежал без мыслей, с пустой, пылающей головой;

его мутило от злости за казавшуюся несправед­ливость совершённого с ним. Упустил диверсан­тов, это верно, — катастрофически не повезло с погодой, но зато оперативно провёл прочёску местности, организовал засады, контрольные по­сты, и результат ведь налицо — одного дивер­санта задержали.

Вошёл Бутин. Этот принёс котелок с какой-то горячей едой, тарелку; долго возился у стола, звякнул пару раз ложкой и на цыпочках вышел, как из комнаты тяжело больного.

«Видишь, братец, дослужился»,— мысленно произнёс Дубяга.

Изредка ему хотелось кликнуть в окно бойца и послать его узнать, задержали ли второго ди­версанта, Интересно, что показал на подробном допросе задержанный первым фашист»

На вторые сутки пребывания в одиночестве мысли о диверсантах уже неотвязно томили его. Опять пришёл Бутин с едой. Дубяга по-прежнему лежал мрачный, измучившийся. Бутин испод­лобья хмуро глядел на любимого командира, страдая о г сочувствия к нему. Не решаясь обра­титься к Дубяге, он сосредоточенно шарил по карманам, пока, наконец, тот не спросил его:

— Тебе что?

— Вот, товарищ капитан, — проговорил Бу­тин, извлекая из кармана гимнастёрки небольшой треугольник, — письмо пришло Хасымкули из дома.

Дубяга развернул треугольник, повертел перед глазами — письмо было написано по-туркменски, и сел, расчёсывая пальцами спутанные чёрные волосы.

— О чём ему пишут, как ты думаешь? — спросил он Бутина, возвращая ему письмо.

Держа перед собой исписанный листок, Бутин заговорил, словно читая:

— Во-первых, она, конечно, жалуется, что он редко пишет. Потом рассказывает, как беспо­коится о нём и как соскучились по нему детишки. Пишет, что хлопок хорошо созревает... Наверно, пишет, что тяжело в колхозе без мужчин...

— Надо ответить, — сказал Дубяга, серьёзно выслушав его. Он достал из полевой сумки блокнот, самопишущую ручку и, положив их на стол, сказал Бутину: «Садись», а сам, не обу­ваясь, принялся ходить по комнате.

За окном вдалеке высокая тёмная ель зубча­той макушкой уходила в небо; в небе паслись серые, бесплотные облака, то сталкиваясь, то разбегаясь.

«Здравствуйте, уважаемая жена Хасымкули!» — продиктовал, наконец, Дубяга, и Бу­тик, брызгая чернилами, старательно заскрипел пером.

— Лучше — «многоуважаемая», — поправил он; Дубяга согласился.

«Бойцы и командиры воинской части подпол­ковника Ярунина шлют вам сердечный привет. Ваш муж, Хасымкули, находится на выполне­нии специального задания и временно не сможет писать вам».

Бутин, подняв лицо с потемневшими глазами, задумался на минуту.

— А поймут ли там, что значит «специальное задание»? — спросил он.

Эти два слова, вмещающие в себя представле­ние о боевых делах разведчиков, звучали для них торжественно и волнующе. Между собой разведчики обычно говорили просто: «Задание», «Ушел на задание».

— Поймут, — убеждённо сказал Дубяга. — «Специальное задание», — повторил он вслед за Бутиным, как бы взвешивая слова.

Когда письмо в далёкий туркменский колхоз с пожеланиями собрать хороший урожай, с обе­щанием гнать беспощадно врага с родной совет­ской земли, не щадя в бою своей жизни, было окончено, Бути и, аккуратно сложив исписанный листок, спрятал его в карман. Он ушёл, а Ду­бяга сидел на постели задумавшись.

Понадобились героические усилия многих лю­дей, выполнявших специальное задание, чтобы добыть и доставить через линию фронта сведе­ния о диверсантах, а он, Дубяга, пропустил ди­версантов, а потом чего-то недоучёл, когда отдал распоряжение скрывшихся диверсантов при об­наружении задержать, и вот вторые сутки тя­нется позорный арест. Доискиваясь, в чём же со­вершил он ошибку, Дубяга понял: второй дивер­сант, убедившись, что его напарник не явился в условленное место, мог скрыться, замести следы. Значит, надо было, выследив диверсанта, временно оставить его на свободе.

«Прошу вас, сбросьте меня в тыл противника в глубокую разведку»,— сочинял он короткий рапорт подполковнику. У него созревало реше­ние — он должен отличиться, чтобы смыть по­зор наложенного на него взыскания.