Луи Жаколио - Собрание сочинений. В 4-х т. Том 1. В дебрях Индии

— Так вы, значит, эти два туннеля, — один из колодца Нухурмура, другой со стороны озера, — расширили, чтобы легче было проходить по ним, и устроили там убежище для себя и Нана-Сахиба?..

— Совершенно верно, мой милый Барбассон! И как вам уже известно, мы закрыли с помощью камня, вращающегося на стержне, единственный вход со стороны озера, который легко мог кто-нибудь увидеть, несмотря на густую растительность, прикрывающую его. Нам никак нельзя открыть тайну нашего убежища этому туземцу; он может заметить его и затем, из-за отсутствия сообразительности, поддаться на подарки и обещания хитрого Кишнайи, если тот проследит за нами вплоть до этих гор. А это вполне может случиться, так как во избежание этого нужно, чтобы никто из нас не выходил из подземелий Нухурмура.

— Они так великолепны, Сердар, что в них можно жить до конца своих дней. Вы ведь и сад устроили там?

— Да… а между тем, судя по наружному виду, ни за что не скажешь, что дно этой пропасти занимает поверхность в двадцать тысяч квадратных метров. Еще задолго до подавления восстания, когда Хейвлок шел на Дели и полное поражение было вопросом только одного месяца, я думал уже об этом убежище, о котором мне сказал Рама-Модели, как о месте, весьма пригодном для Нана-Сахиба и тех из наших товарищей, которые останутся нам верными. Я поручил тогда же нашему заклинателю пантер перевезти туда с помощью Ауджали всякую утварь и припасы; он так хорошо исполнил все мои приказания, что мы можем жить там роскошно и в полном изобилии в течение нескольких лет. Чтобы там ни было, но ввиду того, что на наши следы могут напасть совершенно случайно во время охоты в горах или рыбной ловли в озере, — две несчастные страсти, от которых невозможно отучить Барнета, — нельзя ни под каким видом и ни единой душе открывать тайну нашей крепости.

— Я с вами согласен, Сердар! Но я возвращаюсь к вопросу, поставленному вами в начале этого разговора. Что мы сделаем с этим беднягой?

— Мы можем сделать только одно, тем более, что я совершенно успокоился относительно последствий его раны. Я уверен, что она зарубцуется самое большее дня через три-четыре. Мы высадим его на том месте, где он находился, когда я выстрелил в него, и он сам найдет свое жилье.

Приняв это решение, Сердар пощупал пульс раненого и нашел его спокойным. На борту хранилась провизия, и Сердар решил накормить туземца, чтобы подкрепить его силы; он употребил тот же способ, как и ранее для напитка и прежде чем предложить ему кушанье, сам отведал его. Туземец в ту же минуту набросился на то, что ему предлагали, и принялся пожирать с жадностью, выражая при этом на своем языке явные признаки удовольствия. Барбассон не мог удержаться, чтобы не сказать:

— Нет, право, мы сделали доброе дело… Бедняга, черт возьми, умирал с голоду.

Шлюпку направили к берегу и сделали знак тота-ведде прыгнуть на землю, но бедняга, по-видимому не понимал, тогда они без всякой церемонии взяли его и положили на траву, потому что им некогда было тратить время на бесполезную мимику. Думая, что теперь отделались от него, Сердар со спутником поспешили отчалить от берега, но не отплыли они и десяти метров, как услышали шум тела, нырнувшего в воду, и невольно обернулись. Каково же было их удивление, когда они увидели над водой голову тота-ведды, который плыл, стараясь догнать их!

Ночь быстро последовала за днем, как это всегда бывает под тропиками, где почти нет сумерек, а потому несмотря на небольшое расстояние, разделявшее их, туземец казался обоим французам маленькой черной точкой на поверхности воды.

— Надо ускорить ход! — сказал Сердар. — Когда он потеряет нас из виду, он вынужден будет вернуться на землю.

Барбассон ускорил ход, и шлюпка понеслась по спокойным водам озера, но в ту же минуту до слуха Сердара донеслись жалобные крики.

— У него может открыться кровотечение из раны; в воде оно бывает еще сильнее; несчастный потеряет силы и утонет, — сказал Сердар, как бы говоря сам с собой.

Затем под влиянием невыразимой жалости он воскликнул:

— Я не могу допустить, чтобы человек этот умер таким образом.

Крики усиливались и голос становился все более жалобным и похожим на голос плачущего ребенка.

Сердар колебался… на карте стояли такие важные интересы, что он не считал себя вправе подвергать их опасности ради жизни этого несчастного дикаря. Но тут у него в голове блеснула мысль и положила конец всем его колебаниям.

— Что ж, — сказал он себе, — можно попытаться. Спасем его сначала, а там увидим.