Барбассон потерял сознание.
Когда после продолжительного обморока он пришел в себя — обморок длился два часа, — ему показалось, что он в Нухурмуре и лежит в своем гамаке. Но это заблуждение продолжалось недолго. Подземелье было полно каких-то странных криков, глухих ворчаний, тявканий, прерываемых пронзительными криками и страшным щелканьем зубов; можно было подумать, что здесь собрались хищники и стучат челюстями, раздробляя кости.
Ошибиться было невозможно — шакалы пожирали труп умершего… Барбассон опять едва не потерял сознание, но страх вернул ему силы. Он знал, что шакалы не нападают на живых, затем — разве не было у него мускулистых рук, чтобы задушить первого, который вздумал бы сунуться к нему? Он осторожно протянул руку вперед… Но ничего не нащупал перед собой, а между тем он притрагивался к своему бедному другу перед тем, как потерял сознание. Он прислушался… Теперь он лучше отдавал себе отчет в своих чувствах и, судя по крикам шакалов, догадался, что последние должны быть далеко от него. Закончили ли они свое страшное дело?.. На свежем воздухе они менее чем за два часа могут съесть человека, но там, в этом узком пространстве, им не так легко было бы справиться. Отрывая, однако, мясо кусок за куском, им удалось освободить из тисков свою жертву и вытащить ее на воздух.
Барбассон установил этот факт, постепенно и осторожно подвигаясь вперед; узкий проход, через который не мог протиснуться Барнет ввиду своей тучности, для него, сухощавого и мускулистого, не представлял никакого затруднения, и он пополз со всей быстротой, на какую был способен. Менее чем через двадцать метров он увидел мерцающие на небе звезды, и перед ним открылось свободное пространство… Несчастный Барнет погиб у самого выхода.
В один миг вскочил Барбассон на ноги, и испуганные шакалы с громким тявканьем разбежались по кустам. Первым движением его было бежать к тому месту, где перед этим была стая шакалов, в надежде отнять у прожорливых животных останки своего бедного друга, но он ничего не нашел там — беглецы унесли с собой в джунгли все до последнего куска.
Он стал осторожно пробираться в чащу, время от времени оглядываясь, чтобы проверить, не заметили ли его побега в лагере тхугов. К счастью, выход из галереи находился в совершенно противоположной стороне, а в шалашах, устроенных среди развалин, все спали мирным сном. Как безумный бросился он в сторону Велура, находившегося в десяти милях оттуда, на окраине равнины, где начинались первые уступы Нухурмура. Было часа три утра, и свежий ночной воздух действовал успокоительно на его разгоряченную кровь; два часа он потратил на то, чтобы пробежать это пространство, — настоящий подвиг, которому позавидовали бы древние состязатели в беге.
Солнце не показывалось еще, когда он постучался в дверь Анандраена, члена общества Духов Вод, который втайне исполнял все поручения обитателей Нухурмура.
— Кто там? — спросил индус, не выходя из дверей.
— Отвори скорее, это я, Барбассон.
— Пароль?
— Ах, да, — воскликнул авантюрист, — я и позабыл: «Мысль Нары (божественный дух) носится над водами».
— Войди! — сказал индус, отворяя дверь.
— Скорее, скорее! Лошадь! — крикнул Барбассон. — Дело идет о жизни Сердара.
Индус спокойно вынул серебряный свисток и извлек из него пронзительный свист, на который тотчас же явился молодой метис.
— Куда ты хочешь ехать? — спросил Анандраен.
— В Гоа.
— Через сколько времени ты хочешь быть там?
— По возможности скорее.
— Оседлай Натура, — приказал индус метису.
Затем он обратился к провансальцу, называя его тем именем, которое было известно туземцам:
— Что случилось, Шейх-Тоффель?
— Сердар уехал на Цейлон.
— Знаю. Сами приходил вчера вечером из Нухурмура и спрашивал меня, не видел ли я тебя с Барнетом.
— Барнет умер.
Индус не повел даже бровью и спросил только:
— А Сердар?
— Сердара ждет ничуть не лучшая участь, если я не попаду в Гоа раньше его отъезда. Уильям Браун, губернатор, предупрежден об его приезде, и наш друг рискует угодить прямо в засаду.
— Надо присоединиться к нему раньше, чем он прибудет в Пуант-де-Галль, если ты не застанешь его в Гоа.
— Как же догнать «Диану»?
— Найми яхту.
— Найду ли я ее в Гоа?
— Найдешь.
— Где? Я никого не знаю.
Анандраен тотчас начертал чье-то имя на пальмовом листе. Барбассон прочитал:
— Ковинда-Шетти.
— Это туземный судовладелец, — продолжал индус, — член нашего общества на португальской территории.
Читать дальше