Федор Шахмагонов - Хранить вечно

Входную дверь он оставил открытой. Кольбергу не понадобилось звонить. Он толкнул дверь рукой и вошел. Редко видел Курбатов на его лице улыбку, на этот раз он улыбался. Снисходительно, холодновато, но улыбался.

— Зачем вам понадобилась эта комедия? — спросил Кольберг.

— Порезвиться захотелось, — ответил Курбатов. — Задумались? Уже хорошо!

Кольберг заглянул в коридор, в другие комнаты. Улыбка исчезла.

— Что за шутки? — спросил он строго. — Где хозяин этой квартиры? Куда вы его дели?

— Не знаю, — невозмутимо ответил Курбатов. Кольберг покачал головой.

— Бы не отдаете отчета в своих словах, Владислав Павлович. Это вам не Томск и не Омск… И даже не Варшава.

— Убежал. Испугался и убежал.

— Это неприятность, господин Курбатов! Он мог убежать в гестапо… Вам известно, что скрывается за этим словом?

— Известно! А разве гестапо, или кто там у вас еще занимается контрразведкой, не знает обо мне? Разве там не знают, что я пошел на встречу со «своим» агентом? Полноте, Густав Оскарович! Побегает — вернется.

— Ну, если только убежал… действительно ничего страшного! Придет. Не придет — доставят. Садитесь!

Курбатов сел в кресло у стола, Кольберг на стул.

— Свершилось, Владислав Павлович! — произнес слегка торжественным тоном Кольберг. — Вы в Берлине! Догадываетесь, когда это было задумано? Знал, знал я, что, как бы ни шли вы зигзагами, как бы ни путали свои следы, цель была одна. Сюда! Здесь центр накопления сил для реванша, сюда вы и пришли. Терпеливо шли… С ожиданиями, с пересадками. И как раз ко времени. Ставцев умер. Он — свидетель. Ему я говорил там, в Сибири, когда ради вас повесил своего верного стремянного — Ваньку Шеврова… Ивана Михайловича! Мы с ним еще по охранным делам работали вместе, когда я русскому царю помогал от революции спастись… Говорил я Ставцеву, что готовлю вам судьбу необычную… Предсказывал встречу в Европе, в Берлине. Даже по одному этому, Курбатов, я не откажусь от своей мысли. Я только утвердился, что работаете вы не на меня, не на пани Ежельскую. Работаете вы на врагов моих. И я вам работать на них не дам. Вы это можете понять? Пришли вы сюда, к Папуасу… Что вы получили? То, что я захотел дать. И не больше. Неужели там, в Москве, всерьез верят в работу разведок? Неужели они думают, что можно сейчас, в наше время, безнаказанно собирать всякого рода секретную информацию… Ее собирают только тогда, когда хотят ее дать. Запомните это, Курбатов! Вы становитесь профессионалом, а учиться вам, кроме как у меня, не у кого! Ну так что же? Опять будем в прятки играть?

— Здесь это опасно. Я это понимаю…

— Вот, уже веселее… Наконец-то мы приближаемся к пашей цели,

— У нас разные цели, Густав Оскарович! Совершенно разные… Вы приняли мечту за действительность.

— Вы мне хотите доказать?

— Я ничего не хочу доказывать. Не надо пугать меня, не надо мистификаций. Я готов вам помочь… В память хотя бы о нашем общем друге, о прошлом моем…

— Хм! — откликнулся Кольберг. — Если бы не я, вас, Курбатов, просто и пошло расстреляли бы… По доносу Шеврова. И без доноса…

— За деньги работал бы, Густав Оскарович! Практика жизни вносит изменения в наши взгляды. Что же я могу поделать? Не знаю, не связан, не встречался с чекистами… И у Дзержинского был только на допросе.

— Опять, опять…

— И что меняет в наших отношениях вся эта история… Положим, я связан с Дзержинским… Я работаю на него…

— Он давно умер.

— На них… Что это меняет, что это значит?

— Польша… Для нас это не очень существенно… Интересы наши там ограничены… Нам известен в достаточной степени уровень польских вооружений… В Советском Союзе для нас все интересно, все имеет значение… И разведка, и агентура, и возможность передать по нашим каналам то, что нам необходимо, и вооружение, и промышленный потенциал. Даже вопросы, которые их интересуют, для нас интересны!

Раздался телефонный звонок. Кольберг снял трубку. Курбатов отметил, что разговаривает он со знакомым человеком. Переговорили почти междометиями.

Кольберг отошел от телефона. Задумчиво произнес:

— От Папуаса вы избавлены… Так же, как когда-то была избавлены от Шеврова… Здесь это делается оперативно. Итак?

— Если это вам очень нужно, если это что-то дает лично вам, составляет для вас какую-то выгоду, считайте меня агентом Москвы.

— Раз вы так упрямы, Владислав Павлович, я готов принять на время условия игры…

— Зачем это вам? Вы пожилой человек, Густав Оскарович. Зачем все это вам? Что может изменить все это в наших отношениях?