Федор Шахмагонов - Хранить вечно

От прямого попадания снаряда вспыхнула и запылала грузовая машина, повалил черный дым, из дыма и огня вырвались на площадку два русских танка и открыли огонь. Генералы попадали на землю. Двое из них были тяжело ранены. Танки опрокинули одну из бронемашин и развернулись тут же для боя с немецкими танками T-IV.

Я не сразу понял, что происходит.

На два наших танка наседал десяток немецких. Но наши не пятились, а ринулись тут же в контратаку, не обращая внимания на огонь немецких пушек. Я не сразу понял, что это наши танки. Незнаком был мне их силуэт, непривычна была их масса, вооружены они были значительно сильнее БТ-7.

Танки T-IV расползлись, избегая боя на близкой дистанции, но два из них, маневрируя, подставили свои бока и тут же запылали факелами. С крыши кирпичного здания открыла огонь по русским танкам зенитная батарея. Танки ответили несколькими выстрелами из пушек и ринулись в городок, занятый немецкими войсками, сея панику и сокрушая на своем пути скопления автомашин. Я мог проследить их путь только по откатывающейся от окраины артиллерийской стрельбе.

— Что это за танки? — спросил генерал у командира дивизии, поднимаясь с земли. — Почему они оказались у вас в тылу?

Командир дивизии со взводом танков охраны устремился к городу. Солдаты подняли с земли два трупа. Были убиты подполковник и командир корпуса. Командир дивизии, вернувшись, отрапортовал, что два русских танка уничтожены на городских улицах.

— Я хотел бы их осмотреть, — сказал генерал.

Командир дивизии замялся:

— Туда ехать небезопасно.

— Отбуксировать эти танки сюда! Это не БТ-7. Я должен видеть эти два танка…

— Боюсь, что там нечего рассматривать…

— Привезите хотя бы кусок брони!

Командир дивизии замолк.

Генерал что-то хотел сказать, но сдержался, резко повернулся, сел в свой танк, приказав нам следовать за ним на командный пункт группы.

Мы не проехали благополучно и нескольких километров. На шоссе в танк генерала полетели ручные гранаты, застрочил пулемет, артиллеристы развернули для огня противотанковую пушку.

На этот раз генерал не решился ввязаться в бой, а на полной скорости проскочил мимо, бронемашины опергруппы развернулись, и мы отступили к городку, где стояла танковая дивизия. На командный пункт мы пробились лишь на другой день.

По-прежнему сопротивление танковой группе на всем протяжении фронта возрастало. Четвертый день правый фланг танкового клина не мог сдвинуться с места. Правофланговый танковый корпус нес тяжелые потери от продолжающихся контратак частей Красной Армии, но вместе с тем и усилился нажим на его левый фланг со стороны Белостока. Оттуда пробивались из окружения крупные части Красной Армии. Генерал собрал свой штаб, прибыли командиры дивизий, командиры корпусов.

Совещание проходило в просторном классе деревенской школы. На сдвинутых партах лежали карты,

— Танки идут вперед! Впереди в двух переходах Минск! Над Минском нависают танки из группы Готта. Можем ли мы взять Минск? — спросил генерал.

Я наблюдал за офицерами. Вопрос прозвучал для них неожиданно.

Один из командиров дивизии тут же ответил:

— Я думаю, что на это понадобится еще два дня… Генерал устало, в знак согласия, прикрыл веки.

И еще один командир дивизии добавил:

— В направлении на Минск я ощущаю ослабление сопротивления русских…

Генерал не садился. Он расхаживал вдоль классной доски. Остановился и коротко спросил:

— В чем состоит главная цель наступления? — Сам ответил: — Главная цель всякого наступления — это уничтожение живой силы противника. Мы наступаем четыре дня… Мы взяли в клещи значительную группу русских войск в районе Белостока, но и сегодня испытываем ее давление… Я хочу поставить вопрос: кто окружен? Русские пробиваются сквозь наши боевые порядки к своим главным силам. Мы наступаем на главные силы, отражая удары по флангам и тылам… Или мы поворачиваем дивизии на уничтожение русских под Белостоком, или берем Минск?

Командиры дивизий и офицеры штаба во главе с начальником штаба высказались за наступление на Минск. Это совпадало и с директивой высшего командования. Генерал подписал приказ о наступлении.

— Никто ничего не понял, — сказал он мне наедине, должно быть, через меня адресуя свои слова к барону. — Сегодня, на четвертый день наступления, мы могли вползти в затяжную войну, если бы повернули танки на уничтожение окруженных русских. Мы получили бы ее поблизости от наших баз… Позже мы ее получим на растянутых коммуникациях… Никто об этом сейчас не хочет думать…