Павел Крамар - Расплата

Рано утром старший лейтенант Тимофеев уехал на ближайший командный пункт, чтобы доложить в отдел контрразведки армии о задержании Ясудзавы и его показаниях. А перед отъездом предупредил меня, что он не успел допросить задержанного Терещенко. И я решил это сделать сам.

Терещенко — пожилой, но с виду еще крепкий мужик, широкоплечий, с багровым, поклеванным оспой лицом и с глубоко запавшими глазами, смотревшими настороженно из-под густых, почти сросшихся бровей. Разговаривал не спеша, как бы взвешивая каждое слово, хрипловатым слабым голосом.

О себе говорил неохотно. Родился на хуторе Подлесном, около Лесозаводска, в Приморье, там вырос и женился. Родители давно умерли, родственников нет. В 1930 году могли раскулачить — зажиточно жил. Вовремя, не дожидаясь этого, распродал что можно было и зимой 1930 года ушел в Маньчжурию с женой и двумя сыновьями. За границей осел в Мишани. Рассчитывал «вольно» пожить, прибыльно поторговать. Но туда скоро пришли японцы. Его арестовали и забрали почти что все имущество. Под стражей держали около года, обвиняя в связях с советской разведкой, на допросах иногда жестоко били. Потом освободили, но имущество не отдали. Японцы принудили дать им письменное обязательство тайно на них работать: выявлять людей, недовольных их режимом. Устроили его кладовщиком на лесоскладе в Мишани, дали земли под огородишко. Так и жил все эти годы в полной зависимости от японской разведки. Его подсаживали в камеры к арестованным, заставляли переправлять в советское Приморье агентов. А в 1940 году сам ходил через границу в города Бикин и Иман с целью изучения обстановки и разведки войск. Терещенко назвал более двадцати лиц, сотрудничавших с японской разведкой.

Я чувствовал, что он — крупная дичь, большая находка: многое знает о японской агентуре и может об этом рассказать. К сожалению, и мне, как и старшему лейтенанту Тимофееву, пришлось прервать допрос на самом, кажется, интересном.

Надо было срочно искать и изолировать других шпионов. И в этом направлении наша небольшая группа оперативников работала напряженно. Уже к 13 августа, то есть всего за считанные дни, мы взяли — ни много ни мало — более пятидесяти шпионов. Это был явный перегруз — мы не успевали их допрашивать и затребовали подкрепление — подмогу для ведения следствия…

Но пришел черед изолировать и отряд поручика Симачкина. Правда, случаев нападения; диверсантов на наши армейские тылы не наблюдалось. Однако диверсионный отряд существовал, и само по себе это — серьезная опасность.

Обещанного подполковником Глуховым воинского подразделения для ликвидации диверсантов все еще не было. Молчал и Белянушкин…

Позже мы узнали, что в это время стремительно наступавшие советские войска разобщили и разъединили целые дивизии и армии японцев, загнали в сопки и таежные дебри многотысячные группы противника и там их доколачивали. Ясно, что наше командование не могло снимать с фронта силы для ликвидации мелких отрядов — в 100–150 человек, каким был отряд поручика Симачкина. И я начал готовиться к тому, чтобы с группой автоматчиков и проводников-китайцев пойти в урочище Барсука и попытаться обезоружить диверсантов. Мне очень хотелось побыстрее поймать поручика Симачкина и допросить его. Однако идти в урочище не пришлось. К нам явился посланец Белянушкина и сообщил, что диверсанты находятся километрах в пяти от города, просят прибыть туда советского офицера для переговоров. Взяв с собой двух автоматчиков и этого посланца, я на «виллисе» немедленно выехал в отряд. Диверсанты, ожидая нас, группами сидели и стояли возле чумизного поля, на пустыре, поросшем небольшим кустарником. Подъехав к ним, я остановил «виллис» и увидел Белянушкина, поздоровался с ним и предложил построить отряд, что тот и сделал. На правом фланге стали высокий полнотелый Белянушкин и еще более рослый, но поджарый поручик Симачкин, которого узнал по приметам. Я прошел вдоль строя, внимательно всматриваясь в стоявших. Передо мной были грязные, с обросшими лицами, в мятой одежде и, видно, голодные люди — в основном молодые русские парни, одетые в военные, полувоенные и гражданские костюмы. Вооружены японскими карабинами, ручными гранатами и ножами. В широко раскрытых глазах кроме естественного любопытства в связи со столь необычной встречей были уныние и тоска от сознания неясности дальнейшей судьбы, а кое у кого — страх перед возможным суровым наказанием. Я решил не мешкая внести ясность, как говорится, в обстановку. Подозвав к себе Белянушкина и поручика Симачкина, обратился к отряду со словами: «Советская Армия пришла сюда, чтобы разгромить японских агрессоров, ликвидировать нависшую над нашей границей угрозу — разбойничье гнездо самураев — и тем самым помочь многострадальному китайскому народу обрести независимость от иноземных поработителей. Японские войска в Маньчжурии полностью разбиты. Мы считаем, что японцы обманом заставили ваш отряд подготовиться к диверсионной борьбе с нами. Но хорошо то, что практически вы, очевидно, не успели натворить много зла. Поэтому вам предлагаем подойти по одному к нашей автомашине и сложить возле нее оружие. В отдельные кучи положить карабины, патроны, гранаты, ножи… После этого разойдитесь поодиночке по домам. Занимайтесь полезным для общества делом и не вздумайте что-либо предпринимать плохого против Советской Армии…»