Луи Жаколио - Собрание сочинений. В 4-х т. Том 2. Месть каторжника. Затерянные в океане

Альбер слушал эти слова, глядя с чувством безотчетного страха на окружающих, смотревших на него, в свою очередь, с нескрываемым любопытством. Легкое опьянение, овладевшее было им, моментально прошло, и теперь он ясно сознавал свое положение среди этих людей.

— А-а… Так это ловушка! — крикнул он взбешенный, пытаясь выбежать в дверь.

Пюжоль, Данео, Порник и Ланжале загородили ему дорогу.

— Предупреждаю вас, — сказал Гроляр, — что всякое сопротивление или насилие бесполезны, и вы уйдете отсюда не раньше, чем ответите на все наши вопросы.

Бледный как мертвец, Альбер все-таки старался скрыть овладевшее им чувство страха.

— Чтобы заманить меня сюда, вы воспользовались таким средством, которое не одобрит ни один честный человек… И по какому праву думаете меня допрашивать? Что вы хотите от меня?

— Была совершена кража, — сказал Гроляр, — за которую десять лет тому назад был осужден на каторгу совершенно невинный человек. Теперь я спрашиваю вас, кто же был вор, как его звали?

— Я не скажу вам этого!

— Пусть так, это для нас не важно, так как виновный все равно в наших руках!

— Я не согласен говорить перед каким-то таинственным судом, исполняющим, быть может, предосудительную задачу мщения. Я буду жаловаться на узурпацию прав каким-то человеком, провозгласившим себя моим судьей, буду жаловаться на насилие, жертвой которого я сделался.

— Будете жаловаться вашему кузену, главному прокурору Парижского кассационного суда?

— Да! Он сумеет меня защитить!

— Так знайте же, что господин Прево-Лемер поручил мне отыскать негодяя… да, повторяю, того негодяя, который заставил отправить на каторгу Эдмона Бартеса… Я агент полиции, и все эти господа, собравшиеся здесь, знают это.

Последние слова точно обухом ударили по голове Альбера, который помертвел и упал в кресло; холодный пот выступил у него на лбу, и зубы его застучали.

— Так признавайтесь же, несчастный! — крикнул ему маркиз де Лара-Коэлло, а Гроляр продолжал:

— Все, кто сколько-нибудь причастны к этому делу, здесь налицо. Мы восстановим все это дело по порядку, и в этот раз виновный будет выведен на чистую воду!

— Не существовало ли в этом деле соучастника? — спросил адмирал Ле Хелло. — Мне говорили, будто бы он признался.

— Кто же это?.. Жюль Сеген? — воскликнул совершенно обезумевший Альбер Прево-Лемер.

— Да, — решительно и смело подтвердил Гроляр, стараясь воспользоваться взаимной ненавистью этих двух людей друг к другу.

И, словно упиваясь мыслью, что и ненавистный ему человек потонет вместе с ним, Альбер Прево-Лемер, захлебываясь от злобного наслаждения, стал рассказывать историю похищения денег со всеми подробностями, не скрывая той роли, какую он сам играл в этом деле, но в то же время заваливая обвинениями своего шурина и делая его ответственным за все зло, причиненное Бартесу. Когда он закончил, Гроляр сказал:

— Теперь пишите то, что я вам буду диктовать!

Машинально Альбер взял перо и написал следующее показание:

Я, нижеподписавшийся, Альбер Прево-Лемер, добровольно, не по принуждению объявляю в присутствии господ Каликстена, Менгара, Прессака, Гастона де Ла Жонкьера, маркиза Лара-Коэлло, адмирала Ле Хелло и господина Гроляра, что Жюль Сеген, в настоящее время мои шурин, и я совершили совместно кражу на сумму в миллион франков — кражу, в которой бил обвинен и за которую сослан на каторгу Эдмон Бартес, бивший в то время главным кассиром банкирского дома Жюль Прево-Лемер и К°, о чем свидетельствую своей подписью.

— Хорошо, — сказал Гроляр, — это уже начало искупления вины!

Затем, обращаясь к присутствующим, добавил:

— Господа, на нас лежат еще другие обязанности, будьте любезны последовать за мной…

МЕДЛЕННО И ТОСКЛИВО ТЯНУЛОСЬ ВРЕМЯ. Жюль Прево-Лемер, его племянник, главный прокурор, и Жюль Сеген собрались в салоне старика и, поглядывая на часы, по-видимому, ожидали кого-то. Время от времени госпожа Прево-Лемер приотворяла дверь и заглядывала туда, справляясь о состоянии больного, приносила ему то лекарства, то какую-нибудь горячую настойку, и снова скрывалась бесшумно, как тень, словно то, что собрало здесь этих троих людей, вовсе не занимало ее.