Артур Конан Дойл - Романтические рассказы

На картине был изображен юноша лет, быть может, пятнадцати, положивший правую руку на шею высокого грейхаунда. Это, несомненно, был мой отец в то время, когда его дядя женился, а на него самого смотрели как на наследника Колверли. Я встала и подошла к картине поближе. Затем, после удара гонга, пока прислуга убирала со стола, ко мне присоединились и все остальные. Мы стояли и разговаривали о действительно прекрасном портрете. Когда за слугами закрылась дверь, леди Макуорт повернулась к камину, где для нас призывно раскрылись объятия кресел и дивана, и, усаживаясь, проговорила, передавая кочергу тетушке Джеймс:

— Я была очень рада, когда решила, что, женившись на Джудит, он вернется в свой дом; я очень любила Роджера и радовалась за него.

— Когда же это было? — спросила тетушка Джеймс. — До или после помолвки Джудит с майором Греем?

— О, задолго раньше; но лучше я расскажу вам все по порядку…

Она немного развернулась в нашу с Джоном сторону и продолжала:

— Когда вам, Мэри, было пять или шесть лет, а Джудит — семнадцать, она без памяти влюбилась в вашего отца. Меня это нисколько не удивило. Ему исполнилось всего тридцать пять, и он был как раз тем человеком, который мог вызвать восхищение у такой девушки, как Джудит. К тому же, он был очень красив; им все восхищались и отзывались о нем только самым лучшим образом, а это всегда производит особое впечатление на девушек, которые только что стали достаточно взрослыми для того, чтобы посчитать, будто они теперь имеют основания на то, дабы весь мир интересовался ими. Забавно было видеть, сколь снисходительно относилась Джудит к более юным своим поклонникам; но вашего отца она глубоко уважала и любила его мужественный нрав и зрелую красоту. Я так была счастлива. Характер Джудит нуждался в том, чтобы его развивал человек старший ее самой; а уж мне-то было известно о достоинствах вашего отца. Не знаю, право, как проходило ухаживание. Но все шло просто замечательно. Его права на этот дом и его связи не позволяли распространяться толкам. Он говорил со мной. Я знала о чувствах Джудит к нему и была просто счастлива и готовилась к скорой свадьбе. Но тут Роджерчто-то задумал. С этого все и началось. Он слишком недооценивал себя и переоценивал те преимущества, которые даст ему брак с Джудит. Он не до конца доверял ей и мне. Он хотел, чтобы она посмотрела на других мужчин… ну, сами знаете… «свет», Лондон… Он поддерживал отношения с ней только на своих условиях. Хотя, конечно, все это делалось, считал он, только ради нее самой, чтобы она никогда не пожалела впоследствии о своем выборе и не заставила и его пожалеть, что он наслушался сладкой лести, которая, как он считал, вечно окружала его в этом доме. Так он тянул вплоть до того момента, как ей исполнился двадцать один год. Мы съездили тогда в Лондон, и он около недели провел с нами осенью в этом замке. Потом, когда он уехал, я поняла, что Джудит ужасно расстроена, поскольку он опять не согласился поверить ей. Но все же, перед тем, как уехать, он поговорил со мной и в его голосе было больше любви, чем я слышала от него когда-либо прежде. Но наступила весна, и мы снова приехали в Лондон. У Джудит было много поклонников. Ваш отец часто бывал у нас, но он также уступал свое место и другим. Он думал, что настал час его торжества и что Джудит, имея возможность выйти за более достойных джентльменов, выберет теперь его. Однако Джудит, устав от бесконечных испытаний, в одно несчастное утро сообщила ему, что приняла предложение майора Грея. Я была в отчаянии. Я решила, что мое сердце разбито; но Роджер повел себя тогда в высшей степени странно. Передо мной он изливал свою тоску чуть ли не ручьями страстных слез, которыми он оплакивал свое поражение; но по отношению к ней, к Джудит, он стал нежным, ласковым, почти по-отечески снисходительным советчиком и другом; и за год, что длилась ее помолвка с майором, он просветил ее относительно всех тонкостей составления брачного контракта, а также помог назначить день бракосочетания и взял на себя заботы по устройству церемонии и торжеств.

— Как это великодушно с его стороны! — в восторге воскликнула я. — Как это бескорыстие похоже на моего отца! Какое благородство!

— Это благородство было доведено им до абсурда, моя милая девочка, оборвала меня леди Макуорт. — О честной любви можно и должно честно и говорить. А вот противопоставлять все богатства и почести мира чистой любви юной девушки и взвешивать, что перетянет, просто недальновидно и может быть названо эгоизмом с тем же успехом, как и благородством. Если бы Джудит не была богата и не владела бы Колверли-Кортом, он, я уверена, не стал бы обращаться с ней столь жестоко. Я посчитала, что Роджер неправ, и так ему и заявила. Но мне нечего было сказать дурного о майоре Грее, так что день свадьбы был назначен. Остальное, мне кажется, вы знаете. Она вернулась домой — дело было в Лондоне — и сказала, что порвала с ним. С той поры она неузнаваемо изменилась. И помимо того, с той же поры никакие мои попытки не могли заставить вашего отца помириться со мной. Но все-таки здесь кроется какая-то тайна. Это не только любовь, которую постигло разочарование. Мне кажется, что он теперь ненавидит Джудит и недолюбливает меня. В его записках с отказами приехать содержатся странные намеки относительно того, что можно было бы сделать. Я в полном недоумении. Я ничего не знаю. Я даже не могу строить догадки о содержании этих намеков, потому что у Джудит тоже есть своя тайна. Только вчера она сказала мне: «Он однажды вернется; но я еще не готова.» Тогда я спросила ее: «Так это зависит от тебя?» И она ответила: «Это мой крест, я родилась, чтобы нести его.» Вот и сами судите, что мне делать?