Луи Жаколио - Собрание сочинений. В 4-х т. Т.4. Пожиратели огня

Судья поединка не имел права объявлять кого-либо победителем; он должен был ограничиться только констатацией фактов, причем было условлено, что бой должен считаться законченным, если кто-нибудь из противников запросит пощады или пролежит на земле более пяти минут.

Секундантами Дика были Лоран и Оливье. Сначала граф нисколько не беспокоился за Дика и был полон радостных надежд на его торжество. Но при выходе из гостиницы какой-то нищий сунул ему в руку записку и сейчас же скрылся в толпе. В записке значилось:

Сегодня ночью лазутчик Невидимых заплатил Тому Пауэллу 250 000 франков за убийство Дика Лефошера

Оливье немедленно сообщил другу содержание записки, говоря:

— Видите, они переменили фронт борьбы и принялись за вас, чтобы легче было справиться со мной.

— Мистер Пауэлл продал шкуру еще не убитого медведя, — просто заметил Дик. — Невидимые очень хорошо попались со своими деньгами.

— Это, должно быть, господин де Функаль сообщает, — продолжал Оливье. — Только теперь, пожалуй, уже поздно.

— Напротив, теперь самая пора, — возразил Дик. — Я приму свои меры…

В глазах канадца блеснул недобрый огонек, но сейчас же потух, и он продолжал совершенно спокойно:

— Ваш отец сделал превосходную находку. Господин де Функаль неоценим.

Но уверенность Дика не сообщилась графу. У него защемило сердце, когда затрубили к началу боя и приступили к обычным предварительным формальностям.

Прежде всего судья поединка представил всех четырех бойцов генерал-губернатору и лорд-мэру. Глядя на могучие формы Тома Пауэлла, англичане пришли в восторг и потребовали, чтобы музыка проиграла «Правь, Британия» в честь героя дня.

На противоположной стороне царила глубокая тишина. Когда замолк последний звук оркестра, канадец, в свою очередь, выступил вперед, чтобы представиться властям. До сих пор он держался скромно, в стороне, и на него не обращали внимания, но когда он выдвинулся вперед, шум среди англичан утих, и они поняли, что бой готовится не шуточный.

Впечатление усиливалось еще вследствие глубокой тишины в лагере французов и американцев, которая составляла резкий контраст с шумным восторгом англичан. Даже Том Пауэлл притих и сменил свою хвастливо-вызывающую позу. Быть может, первый раз в жизни он почувствовал страх перед грозным противником.

Затем приступили к метанию жребия, который должен был определить, в каком порядке бойцам выходить на состязание. Том Пауэлл тревожно следил за этой формальностью. Он чувствовал, что если выходить первым достанется Джону Тайлеру, то после борьбы с этим сильным противником ему, Пауэллу, будет мат, потому что с канадцем он уже не сладит вследствие сильного утомления. Английский силач стал даже раскаиваться в своем хвастовстве, побудившим его вызвать на бой представителей всех национальностей одновременно.

Но судьба смилостивилась: первый номер достался негру Сэму, второй Дику Лефошеру, третий американцу, а четвертый ирландцу.

Однако он все-таки подвергался опасности. Даже если бы он и победил француза, то вышел бы из боя в таком плачевном виде, что торжество американца было бы несомненно.

Эта мысль пришла в голову всем англичанам. Том Пауэлл пал духом. Послали тайную депутацию лорд-мэру, который пригласил к себе судью и поговорил с ним. Судья обещал после боя с Диком прекратить поединок и отложить его до другого дня. Это он мог сделать собственной властью по правилам боя.

Обещание судьи сообщили Тому Пауэллу, и он снова ободрился. Толпа не заметила этих переговоров и преспокойно ждала.

Наконец раздался давно ожидаемый сигнал. Троекратно протрубили трубы. Секунданты подвели бойцов друг к другу и отошли в сторону.

Том Пауэлл сказал, презрительно указывая на Сэма:

— Этот пойдет на закуску!

Сэм смело встал против своего противника, поднял, как положено, кулаки вровень с лицом, но — увы! — не прошло и пяти минут, как он уже лежал, поверженный на землю ударом кулака в самую середину лба. Его унесли с арены чуть живого.

При виде бесчувственного тела негра Сэма Оливье побледнел, как смерть, и едва устоял на ногах.

После пятиминутного перерыва снова проиграли трубы. Пришла очередь канадца. Приближалась настоящая битва.

На набережной, на улицах теснились массы народа, крыши домов и даже мачты кораблей были усеяны любопытными. Ветви деревьев положительно гнулись под тяжестью взобравшихся на них людей: всякому хотелось взглянуть на несомненное торжество Тома Пауэлла.