Луи Жаколио - Собрание сочинений. В 4-х т. Т.4. Пожиратели огня

— Ну, виданное ли дело, чтобы в мои годы, в сорок пять лет, человек, занимавший почетное положение в калифорнийском суде, вдруг очутился в какой-то закупоренной жестянке, на дне австралийского озера, где можно пить только дистиллированную воду и дышать искусственно выработанным воздухом? Нет, без сомнения, это дурная наследственность! Мой отец в один прекрасный день исчез, и никто никогда ничего не слыхал о нем; шестнадцати лет от роду сестра моя, Анна-Мария, вышла замуж за какого-то траппера-канадца, вместе с ним покинула цивилизованное общество и начала скитаться по лесам и дебрям и жить жизнью дикарей. В конце концов мой младший брат забрал себе в голову перелететь на воздушном шаре через Атлантический океан и тоже пропал бесследно. Я один вел нормальный и разумный образ жизни, но и мне, очевидно, суждено кончить, так же, как они. Какая злая насмешка судьбы: начинать делать глупости в сорок пять лет! После этого я готов ждать от себя всего, что угодно; я поверю, что могу сделаться вождем дикарей, что меня будут звать «Дубонос» или «Летучий змей», что я стану скальпировать своих собратьев, поклоняться какому-нибудь Маниту и есть человеческое мясо! Я как сейчас помню, как моя незабвенная мистрис Литлстон говорила мне: «Хэбкук, если меня не станет, ты сделаешь еще что-нибудь худшее, чем все они, твои родственники». И что же? Что же? Едва только она успела умереть, как я тотчас же поступаю казначеем на судно, летающее под облаками, и на шар, ныряющий на дно океана… Другой бы сразу сбежал на моем месте, когда его встретили два немых негра, которые посмотрели на меня так, как будто хотели съесть, и когда владелец чудовищного судна с таким видом, как будто он собирался вышвырнуть меня в окно, дал мне всего один час сроку перед отправлением в бесконечное путешествие, цель которого мне не была известна! Ах, мистрис Литлстон, мистрис Литлстон, зачем вы так рано переселились в лучший мир! Если бы вы не покинули меня, я не был бы заключен, как сардинка, в запаянную жестянку и не разгуливал бы в железной клетке, как африканский лев в зоологическом саду, не жил бы на глубине пятидесяти метров под водой, как морская рыба… Нет, надо положить этому конец! — неизменно восклицал Хэбкук в заключение и шел разыскивать Дэвиса.

— Мистер Сэмюэл Дэвис! — обращался он к нему, но тот обычно откликался не раньше, чем на пятый или шестой раз, и говорил своим обычным ледяным тоном, сопровождаемым холодным, непроницаемым взглядом строгих глаз:

— Чем могу вам служить?

Вся решимость Литлстона при этих словах Дэвиса как-то разом пропадала; он робко спрашивал грозного лейтенанта:

— Который теперь час?

Однажды даже, смущенный ледяным тоном и строгим взглядом лейтенанта, Литлстон настолько растерялся, что на вопрос Дэвиса ответил:

— Сегодня прекрасная погода, мистер Дэвис, превосходная погода!

Врач Прескотт разразился громким смехом, и даже сам Дэвис не мог удержаться от улыбки.

Однако Холлоуэй не мог забыть оскорбительной для него угрозы Дэвиса и мало-помалу, заручившись сочувствием своих подчиненных, решил совместно с ними овладеть лейтенантом и силой, под угрозой смерти, принудить его поднять «Ремэмбер» на поверхность озера. Согласовав план действий, заговорщики отложили осуществление своего замысла на двадцать четыре часа, бесповоротно решив действовать, если к этому времени не вернется капитан.

Дэвис был превосходный лейтенант, знающий свое дело, свято помнящий свой долг и беззаветно смелый, но это был не тот человек, который требовался для поддержания дисциплины на таком судне, как «Ремэмбер», где люди подолгу принуждены были оставаться без света, без солнца и вообще без всего, что может разнообразить жизнь на судне. При таких условиях нужен был человек строгий, но вместе с тем обходительный, который мог бы поддерживать свой авторитет не только строгостью, но и расположением подчиненных к себе.

Упомянутые двадцать четыре часа прошли, а капитан еще не вернулся. Холлоуэй и остальные механики стали ночью совещаться и, порешив не терпеть далее подобной жизни, вооружились револьверами и ножами и направились к каюте лейтенанта, который только что заснул крепким сном, посвятив часть ночи на обход судна для наблюдения за порядком.

Было около пяти часов утра.

Заговорщики подошли уже к самым дверям каюты Дэвиса, как вдруг ощутили легкое содрогание судна, как будто оно собиралось тронуться с места. Холлоуэй, шедший впереди, остановился; «Ремэмбер» снова дрогнул, и опытные моряки на этот раз безошибочно почувствовали, что судно снялось со дна и постепенно подымается на поверхность. В этот момент распахнулась дверь, и на пороге показался Дэвис.