Луи Жаколио: Собрание сочинений. В 4-х т. Т.3. Грабители морей. Парии человечества. Питкернское преступление

— Удивляюсь, как ты можешь шутить в такую минуту! — вскричал выведенный из себя Надод. — Ведь мы в какой-нибудь сотне метров от этих страшных скал…

Ингольф не отвечал ничего. Он теперь внимательно следил за ходом корабля.

— Да послушай же! — не унимался Красноглазый, теребя Ингольфа за рукав.

— Замолчи, гадина! — оборвал его капитан, вдруг вспыхнув от гнева. — Замолчи и не мешай мне, иначе я тебя раздавлю!

Одним толчком Ингольф спихнул его с мостика, так что Надод кубарем скатился на палубу.

Надод и сам был очень сильный мужчина, но не мог сладить с капитаном Вельзевулом, не имевшим себе равных по физической силе. Ингольф легко поднимал на плечо большую пушку и, пройдя с ней по всему кораблю, ставил ее на прежнее место.

Безучастность Ингольфа к опасности была только кажущейся, внешней. На самом деле он ни на один миг не переставал придумывать способ спасти от гибели свой корабль.

Он решил испробовать последнее средство. Каждый моряк знает, что волна, ударившись о берег, откатывается от него и этим обратным движением задерживает следующую волну. Таким обратным движением и решился воспользоваться Ингольф. Маневр был трудный и опасный, но иного выхода не было.

Бриг несся на скалы. Надод с затаенным бешенством глядел на Ингольфа своим неподвижным глазом.

Вдруг Ингольф бросился к рулю и сам стал им действовать, не переставая отдавать приказания.

Уже почти у самых скал корабль попал в обратные волны и круто повернулся.

Через несколько минут он был опять далеко от скал.

Конечно, это еще не было спасением, но маневр можно было повторить с надеждой на такой же успех.

И тут вдруг счастье окончательно повернулось лицом к Ингольфу: из туч полил дождь, и ветер разом утих.

Громкое «ура» вылетело из уст всех матросов.

— Ура! Ура! Да здравствует капитан Вельзевул!

Ингольф спокойно вернулся на свой капитанский мостик. Его корабль победоносно вышел из тяжелого испытания и готовился войти в безопасный от ветров фиорд Розольфсе.

— Ну что, Над? — спросил капитан своего товарища. — Не прав ли я был, говоря, что в море никогда не следует отчаиваться?

— Прости меня, что я давеча вспылил, — отвечал Надод, — но если б ты только знал, как мне не хотелось умирать так близко от цели… Я всю свою жизнь жил одной мыслью — отомстить своему врагу, сказать ему: «Харальд Бьёрн, узнаешь ли ты Надода, узнаешь ли ты свою жертву?»… Да, Ингольф, я непременно должен рассказать тебе свою историю, и, быть может, ты тогда поймешь мои чувства и пожалеешь урода Надода, Надода Красноглазого. Не всегда я был таким каторжником и не сам по себе им сделался, а из-за одного человека. Ты узнаешь мою историю и, наверное, согласишься, что грабитель Мальстрема вполне может протянуть руку пирату Мальме… Соединимся в общей ненависти — и вдвоем с тобой мы потрясем целый мир…

Ингольфу пришлось по душе предложение Надода. Его давно занимала эта таинственная личность, и узнать тайну Красноглазого ему было бы очень интересно.

Оценив изменения в погоде, Ингольф сделал нужные распоряжения, поручил команду Альтенсу и обратился к Надоду:

— Пойдем ко мне в каюту, там нам никто не помешает, и мы можем поговорить совершенно свободно…

Никто не мог узнать, о чем они говорили; но когда они оба вернулись на палубу, Ингольф был бледен, точно сейчас совершил преступление, а на безобразном лице Красноглазого Нада отражалась свирепая радость.

НАСТАЛА НОЧЬ.

Океан еще грозно шумел, но волны вздымались тише и уже не так круто, что предвещало близкое успокоение. Из-за дождя ветер быстро переменился на северо-западный, подул со стороны штирборта, и «Ральф» легко огибал линию скал, составлявших мили на три или четыре продолжение Розольфского мыса. Эти скалы вместе с берегом образовали глубокую бухту, где волны, гонимые к земле напором ветра, казалось, совсем обессиливали, потому что возле отвесной стены утесов в глубине бухты не было заметно клокочущей белой пены прибоя.

Заметив это, Ингольф призадумался, так как причина подобного явления не была для него вполне ясна. Он не понимал, каким образом волны, с силой налетая на берег под порывами ветра, могли ударяться о скалы, не образуя обычного прибоя.