Андре Лори - Наследник Робинзона

— Это и видно было! — засмеялся Кедик.

— А давно вы плаваете? — спросил Чандос.

— Да, кажется, с самого дня рождения. Я помню себя крошечным ребенком, когда плавал с отцом, служившим на каботажном судне, которое ходило между Нантом и Бордо, а иногда занимался ловлей сардин… Когда же он скончался, то меня определили в школу юнг, и вот теперь скоро год, как я матрос…

Затем, как бы набравшись смелости во время разговора, он вдруг спросил, показывая свою связку сапэков:

— Не будете ли вы так добры, господа, сказать мне, что это такое? Какой-то туземец сейчас дал мне это, и я не знаю, что с этим делать.

— Это, милейший мой, туземная монета, шесть таких штучек составляют один сантим, а вся связка, если она не початая, стоит на наши деньги один франк… Но до свидания… мы вскоре увидимся с вами на судне! — сказал господин Глоаген.

— До свидания, сударь, до свидания, молодые господа, — ответил Кедик, с особой радостью отвечая на дружеские рукопожатия молодых людей. Он вдруг почувствовал к ним особое сердечное влечение, какую-то непреодолимую потребность сделать для них что-нибудь больше того, что он сделал, доказать им свою самоотверженную преданность, он хотел бы не расставаться с ними, всюду идти за ними, но не посмел и удовольствовался тем, что издали следил за ними в толпе.

Он брел задумчиво, провожая их глазами, когда вдруг снова почувствовал, что чья-то рука опустилась на его плечо. Обернувшись, он увидал перед собой того же таинственного аннамита в синих очках.

— Ты знаешь этих людей? — спросил он на ломаном французском языке, и при этом указал пальцем на господина Глоагена, Чандоса и Поля-Луи.

— Нет, очень мало, — нехотя ответил Кедик, чувствуя, что эти синие очки давят его какой-то непонятной силой.

— Что они говорили тебе?

— Они спросили, бретонец ли я родом, — сказал молодой матрос — и, кажется, думают отплыть на нашем судне, а потому-то, верно, и заговаривали со мной.

При этом незнакомец схватил его руку с такой силой, что тот чуть было не вскрикнул. Глаза незнакомца метали молнии даже сквозь темные стекла его очков.

— Они хотят отплыть на вашем судне? Отплыть завтра поутру?

Кедик утвердительно кивнул головой.

— А ты говорил, что нет пассажиров на судне! — в бешенстве восклицал аннамит, сверкая глазами и с пеной в углах рта.

— Да, говорил, я не знал — им, кажется, дано особое разрешение… А впрочем, какое вам дело? что вы ко мне пристали? Вот ваши деньги, и оставьте меня в покое!

Но незнакомец не заметил перемены тона и продолжал:

— Хочешь перемениться со мной платьем, я дам тебе денег, много-много…

Кедик рассмеялся:

— Да, меня осмеяли бы на судне, мне прохода не будет от товарищей, если я вернусь на корабль в наряде аннамита, да я попаду в карцер на два месяца!

— Так ты можешь остаться здесь, тебе незачем ехать! — продолжал незнакомец.

— Чтобы я стал дезертиром! Я — Кедик! — воскликнул новичок, — ой, да вы мне начинаете надоедать, оставьте вы меня в покое! — И повернувшись к нему спиной, мальчик зашагал в сторону от навязчивого незнакомца.

Аннамит, оставшись один, как будто призадумался, затем, точно приняв какое-то решение, направился в город по одной из улиц, параллельных арройам.

Весь вечер прошел на «Юноне» в приеме пассажиров разного рода. С семи часов вечера подходили шлюпки одна за другой и высаживали приезжих: сперва господина Глоагена с его друзьями, которых командир Мокарю встретил на трапе, а матросы, завладев их багажом, быстро отправляли его в трюм. Гостей устроили прекрасно в кормовых каютах, выходящих в гостиную командирской каюты, а Кхаеджи, в виде особой милости, получил разрешение спать поперек дверей каюты Чандоса.

Устроив своих гостей, капитан Мокарю, сияющий, в полной парадной форме, простился с ними на время, так как должен был присутствовать на обеде у губернатора.

— Ах, наконец-то я вздохну свободно! — воскликнула мистрис О'Моллой, вступая на палубу «Юноны», — до настоящего момента я все не чувствовала себя в безопасности, но теперь — дело другое.

И при этом к ней разом вернулся весь ее британский апломб; она обвела лорнетом кругом себя и оставшись, вероятно, довольна своим осмотром, вымолвила, обращаясь к капитану Мокарю:

— Ах, капитан, я положительно удивлена тем, что вижу; ваш фрегат в прекраснейшем порядке, и люди ваши смотрятся очень хорошо, все бравый, расторопный и толковый народ, как я вижу!.. Право, можно подумать, что находишься на судне английского флота!.. а никогда не поверила бы, если бы мне сказали… также и музыка сегодня на променаде… прекраснейшая военная музыка… ничем не хуже музыки нашего стрелкового полка, право же, это ужасно удивительно!