Андре Лори: Капитан Трафальгар

Несомненно, однако, что он был вполне доволен своими доходами; это ясно чувствовалось каждым, кто хоть раз слышал его звучный, добродушный смех или встречался с его открытым, ясным взглядом. А между тем этот добродушный, всегда веселый и довольный человек видел в своей жизни немало тяжелых минут, жестоких испытаний, не раз играл крупную роль во многих трагических происшествиях. Все это я подозревал еще много раньше, чем мне наконец посчастливилось, путем ловких подходов и разных дипломатических хитростей, завоевать его доверие.

Итак, госпожа Жордас поставила на стол перед нами громадный графин сидра, вазу со сливами, мочеными в водке, стаканчики и блюдечки и скромно удалилась, чтобы заняться на кухне своими многочисленными хлопотами и делами по дому. Капитан между тем набил свою трубочку, откинулся на мягкую спинку своего удобного, покойного кресла и, затянувшись всласть, погрузился в задумчивость, как бы желая собраться с мыслями.

— Это маленькое судно, вероятно, модель одного из тех судов, которыми вы некогда командовали? — начал я спустя немного времени, желая напомнить об его обещании, — или, вернее, того, на котором вы совершили свое первое плавание, если судить по старинному типу его конструкции!

— Да, именно, — отвечал капитан, как бы пробудившись от сна, — именно так! Однако я должен сказать, что не только сам «Геркулес» играл важную роль в моей жизни, но даже и эта маленькая модель.

— И если бы я прожил целых сто лет, то и тогда не позабыл бы, как и при каких обстоятельствах эта маленькая модель «Геркулеса» попала сюда… Отец мой был так же моряком и капитаном, как и я. Он приобрел и обставил этот домик, чтобы удалиться сюда на отдых, в 1815 году. Все мое детство прошло под его крылом здесь, на берегах залива Сан-Мало, где мой отец, однако, не родился, а поселился уже в зрелом возрасте. Сам я родился также не здесь, а в Гваделупе, пятого апреля 1810 года, как гласят о том мои документы и бумаги. Матери своей я никогда не знал, так как она скончалась через несколько дней после моего рождения. Мне было года три или четыре, когда мы приехали сюда. Понятно, все то, что было со мной до этого времени, я припоминаю лишь очень смутно, и то все больше по случайным рассказам отца. Мне помнится, точно сквозь сон, какая-то далекая, жаркая страна, где я жил среди негров, какой-то отъезд и затем очень продолжительное путешествие, — вот и все… А остальное сливается в памяти со множеством различных приятных и отрадных впечатлений моего счастливого детства, почти целиком проведенного мной в стенах вот этого самого маленького домика. Я был еще совсем крошечным ребенком, когда отец стал брать меня с собой на охоту и рыбную ловлю. Собственно говоря, мы вели с ним довольно странный образ жизни, или, вернее, такой, который должен был казаться странным береговым жителям. Не имея ни слуги, ни какой бы то ни было прислуги или хозяйки в доме, мы всю работу делали сами, как это делается на судах во время плавания, питались мы исключительно той пищей, какую употребляют в море моряки, то есть соленым салом, треской, бобами и морскими сухарями; мы носили одежду простых матросов, — и все это вовсе не потому, что бы отец мой был так беден; нет, насколько мне было известно, у него был большой мешок с луидорами, который он всегда держал под ключом в шкафу в своей спальне и откуда доставал все, что было нужно для наших скромных жизненных потребностей. Правда, потребности наши были очень невелики, так что этот большой мешок, наполненный доверху луидорами, смело мог считаться неистощимым.

До двенадцати лет я посещал начальную школу, в которую мне приходилось, кстати говоря, ходить за целых полторы мили, затем сам отец занимался со мной; он преподал мне обращение с секстантом, с компасом, объяснял морские карты, преподал немного математики, — словом, давал мне элементарные сведения, необходимые в морском деле. И вот в 1827 году, на семнадцатом году моей жизни, я должен был сдать в Сан-Мало экзамен по каботажному плаванию. Оказалось, что управлению судном и различным судовым маневрам я выучился, сам того не подозревая, так как, насколько помню, никогда не видал такой книги в числе своих учебников и никогда не учился из книг этому делу. Но постоянная привычка с раннего детства к морскому делу всему обучила меня лучше всякой теории и скучных систематических уроков. Я постоянно исполнял обязанности юнги и помощника при отце на его небольшом парусном судне. Не проходило дня, чтобы мы с ним не отправлялись закидывать свои сети, переметы и удочки то близ Сезамбра, то у Большой или Малой бухты в Сан— Касте, и даже у мыса Фриль. В те годы здесь повсюду была пропасть лангуст, омаров и всякого рода рыбы, не то что теперь! Наши берега еще не были на три четверти опустошены, улов одного утра зачастую весил от пяти до шести сотен фунтов. Но мы с отцом не продавали этой рыбы, а оделяли ею бедных людей. Когда нам приходила фантазия полакомиться устрицами, мы отправлялись на ловлю в Канкаль. Уж из одного этого вы видите, что я говорю о давно прошедшем времени и что с тех пор все сильно изменилось…