Иван Любименко: Как выжить в Пасти Быка. Тайны телешоу «Последний герой»

Я давно уже дома, в Волгограде, но не забыл ничего из моей второй жизни на острове. Защитный тотем со мной. Надеюсь, он меня и здесь защитит от напастей. Жизнь вошла в колею. Я безумно рад, что друзья и близкие воспринимают меня так же, как и до эпопеи на Бокас-дель-Торо. И я, и они знаем: оттого, что человека два раза в неделю показывали по телевизору, он не рождается заново.

Правда, некоторые из них упрекают меня в наивности, проявленной на острове. Но как сказал в «Трех товарищах» один из героев Ремарка, «в трудные времена наивность — самое драгоценное из всего, волшебная мантия, скрывающая от тебя беды…»

И все же есть вещи, которые гнетут и огорчают меня. Рассказывая о тридцати девяти днях на острове, я не могу передать самое главное — атмосферу, суть выживания, а без этого все теряется. Ведь это совсем не важно, какой вкус у червячков и был ли секс на островах. И даже не то, как и почему именно мы попали туда. На нашем месте вполне могли оказаться другие. Важно совсем другое: КАКИМИ мы оттуда ушли и ПОЧЕМУ.

Не один день мучил себя вопросом: почему Аня Модестова, Анька, мой самый близкий друг на острове, назвала Последним героем не меня, а Одинцова? Мы встречались не раз, созваниваемся, но я так и не спросил ее об этом. Потому что понял: у каждого собственное представление о Последнем герое. Вот и все.

Через четыре дня после прилета в Москву «скорая» привезла меня с температурой 41,5 в одну из городских инфекционок. Лихорадка догнала меня последним из Тибуронес. Здесь-то я уж точно оказался последним, а по температуре просто вне конкуренции.

Но сильнее страданий физических оказались муки душевные. За меня решали, какие таблетки пить, какими уколами дырявить многострадальную Акулу, бывшую в детстве Черепахой. Не получив моего согласия, заперли в маленькой комнатке, где только решеток на окнах не хватало. Меня не спрашивали, в состоянии я рубить кокосы на завтрак или нет, а просто сказали, что раньше чем дня через три отсюда не выпустят. Если, конечно, анализы будут хорошими.

Чудовищная несправедливость заключалась в том, что заболел я не на острове, где всевозможные болячки были неотъемлемой и естественной частью выживания, а здесь, в холодной Москве, где врачей больше, чем пациентов.

А еще мне было немного грустно расставаться с болезнью. Ведь это не какой-то пошлый грипп или ветрянка, а лихорадка флеботомная. Привезена с Карибского моря, а не подхвачена в городском троллейбусе.

Последнее, что связывало меня с Бокас-дель-Торо, слишком быстро отступало под натиском современной медицины…