Хаджи-Мурат Мугуев - Три судьбы

По-прежнему ровно стучал телеграф, трещали телефоны, сновали офицеры с папками в руках. Над донесениями и картой сидел сухой, неразговорчивый начальник укрепленного района генерал-лейтенант Голощапов.

Генерал отодвинул карту и, устало позевывая, взял трубку назойливо звеневшего телефона.

— Слу-шаю, — сказал он.

В трубке что-то пискнуло и оборвалось.

— Да! Слушаю! — досадливо повторил он, но трубка молчала. — Алло! Алло! — обозлившись, закричал генерал, но телефон молчал, и генерал, швырнув трубку на стол, взял другую, но и тут было молчание.

Центральная не отвечала. Генерал бешено забарабанил рукой по рычагу аппарата. Сухой звук отозвался в трубке. Центральная молчала. Генерал вздохнул. Он был умным и опытным человеком, хорошо помнил отступления из Галиции, сдачу Ковно, разгром под Луцком и бегство из-под Тарнополя. Он отлично знал и гражданскую войну. Путь, проделанный от Ростова до Киева и обратно, познакомил его с превратностями судьбы, и внезапное молчание центральной, стрельба за Доном и подозрительная, могильная тишина в центре города родили в его мозгу неясные опасения. Но он отогнал их. Ведь красные были еще далеко, во всяком случае не ближе Таганрога. Он подумал, поглядел на карту и снова взялся за телефон, но напрасно. Тогда генерал встал и подошел к окну. Внизу в редких огнях спал Ростов. Было тихо, и только где-то у Нахичевани трещали ружейные выстрелы.

По улице, четко отбивая шаг, шла к штабу воинская часть.

«Вероятно, смена караула!» — подумал генерал и, перегнувшись через окно, с удовольствием смотрел на ровную, отчетливую линию молодцевато идущих солдат.

«Хорошо идут. Прямо гвардейский шаг», — мелькнуло у него в голове.

— Кто идет? — раздался голос выбежавшего из парадного к часовым дежурного офицера.

— Мировая революция! — восторженно зазвенел высокий девичий голос, и сейчас же раздался взрыв гранаты и громкое, безудержное «ур-ра!».

Схватившись за голову, генерал отпрянул от окна. Внизу рвались гранаты, трещали выстрелы, по коридорам бегали, кричали перепуганные люди.

Дежурный офицер, только что спрашивавший подошедших, в ужасе бросился в коридор, но сильный удар свалил его с ног. Падая, он успел увидеть, как чужие солдаты с криками и пальбой ворвались в штаб. Затем, взметнулось пламя, и он потерял сознание, упав у самых ног Маруси, бросившей вторую гранату.

Вестибюль штаба был в руках красных. Эта неожиданная атака была так стремительна, что не успевший выскочить по тревоге караульный отряд попал в плен без выстрела.

Перескакивая через ступеньки, Скиба швырнул вдоль коридора гранату и, не задерживаясь на втором этаже, бросился вверх, на третий, откуда неслись крики и беспорядочная револьверная стрельба.

Свалив ударом приклада недоумевающего адъютанта, он вбежал в большую, уставленную столами комнату, где сбились в кучу и жались к углу бледные писаря, позади которых, с трясущимися землистыми губами, прятался офицер.

— Руки вверх! Сдавайтесь без бою! — закричал Скиба, вскидывая винтовку.

— Сдаемся! Сдаемся! Пощадите!.. — завопили писаря, но влетевший за Скибой Сметанкин с разбегу выпалил из ружья в окно. Разбитое в осколки стекло со звоном рассыпалось по полу. Люди в ужасе завопили, заметались, поднимая руки.

— Вниз! Живо! Веди их, Сметанкин, да если что, бей прямо с винта! — закричал Скиба и побежал дальше по коридору, туда, где слышалась частая револьверная стрельба и четкая дробь ручного пулемета.

Из многочисленных комнат штаба красноармейцы выволакивали притаившихся офицеров. Захваченные врасплох, они сдавались без сопротивления. И только внизу, согнанные в кучу, окруженные подошедшим на помощь Скибе вторым полуэскадроном Карпенко, они начали смутно понимать положение дел. По их растерянным лицам ходили тени. Некоторые, не стыдясь красноармейцев, плакали. Один из захваченных дроздовцев в припадке истерики бился головой о камни мостовой. Конармейцы с угрюмым любопытством смотрели на пленных, потерявших всю свою важность и надменность.

У кабинета генерала Голощапова произошел короткий бой. Там засело десятка полтора офицеров. Отступая по коридору, они открыли сильный огонь из револьверов. Разбив окно, один офицер пустил очередь из ручного пулемета по улице, обстрелял полуэскадрон Карпенко и своих же взятых в плен офицеров.

— Сдавайся, все одно конец! — крикнул Скиба.

Пули с визгом неслись по коридору, пробивая двери, вонзаясь в стены и окна. Двое из красноармейцев были убиты. Раненый стонал за дверью. Редко, с большим хладнокровием стрелял белогвардейский пулеметчик. Было ясно, что офицеры решили биться до конца.