Хаджи-Мурат Мугуев - Три судьбы

Шкуро, почти не слушая Остроухова, согласился.

— Ваше превосходительство, Донесение С северного участка, от генерала Секретова! — у самого стога осадив коня, крикнул загорелый донец.

Он протянул пакет с донесением. Шкуро оживился:

— Ну что? Как у вас? Сбили противника?

Хорунжий отрицательно замотал чубатой головой:

— Никак нет, ваше превосходительство. Прут как оглашенные. Тридцать седьмой полк полностью уничтожен, седьмая донская батарея вырублена целиком. Обходная колонна красных зашла за наш фланг. Цепи прорываются к вокзалу.

Остроухов надорвал пакет, торопливо пробежал донесение и, встав с бурки, растерянно сказал:

— Ваше превосходительство, левый фланг донцов разгромлен. Вся артиллерия левого участка попала в руки красных. Генерал Постовский срочно просит кинуть в бой все резервы и отвлечь красных от его деморализованного участка.

Шкуро вздрогнул. Он тупо поглядел на протянутую бумагу, и, выругавшись, проговорил:

— Что такое? Да ведь красных в три раза меньше, чем нас! Что это такое, я вас спрашиваю, наконец?

Остроухов молча пожал плечами. Внизу снова сипло застонал телефон, и телефонист быстро передал ему трубку.

Остроухов побледнел и закусил губу:

— Ваше превосходительство! Южные переправы форсированы большевиками. Конные части красных переправились через реку Воронеж и входят в слободку.

Шкуро нахмурился. Опустив голову, он о чем-то с минуту думал, затем, решившись, властно сказал:

— Всех из резерва, кроме моей конвойной сотни, кинуть к переправам. Немедленно загнать врага обратно за реку. Генералу Бабиеву с дивизией атаковать в конном строю наступающих буденновцев и сбить.

Буденновцы подпустили бешено мчавшуюся лаву белых без выстрела почти на четыреста шагов. Потом по команде начдива огненным ливнем забили все восемьдесят станковых и тачанковых пулеметов. Двадцать шесть орудий в упор картечным огнем рвали в клочья черную землю и налетевшую кавалерию. Растерзанные, искромсанные тела валялись на земле, стоны умирающих слились с храпом и ржанием издыхающих коней.

Прорвавшись сквозь завесу огня, обезумевшие люди в отчаянии неслись дальше, пока меткая пуля не валила их с коня. Другие, бросив поводья, кидались наземь, притворяясь мертвыми.

Часть лавы в панике повернула вспять. По полю бежали люди, кони без всадников носились по всем направлениям, а над всем этим уверенно, беспощадно грохотали залпы и ахающие разрывы красноармейской картечи. Вся степь ревела и сверкала огнем.

Буденный, наблюдавший за гибелью отборной дивизии белых, привстал на стременах и, легко выдернув из ножен острую казацкую шашчонку, весело скомандовал резерву:

— Шашки к бою!.. В атаку — марш — марш!

И, гикнув по-степному, помчался вперед.

Шкуро, отбросив бинокль, непонимающими глазами следил за происходящим, а впереди, на широком поле, красные гнали, рубили и преследовали его войска. Все еще не веря своим глазам, он грубо, по-казацки выругался, сорвал с себя серую волчью папаху и, швырнув ее под ноги, стал в исступлении топтать.

— Ваше превосходительство, надо уходить. Красные занимают город, — тревожно дернул его за рукав Остроухов.

Шкуро, белый, с трясущимися от злобы губами, посмотрел на него.

— А-а-а, идите вы к… — выкрикнул он и спрыгнул со стога.

Конвойная сотня уже в седлах дожидалась его. Штабные офицеры вскочили на коней и поскакали вслед за автомобилем генерала.

Через Соборную площадь мчалась, давя бегущую пехоту, кавалерия. Брошенные орудия и повозки загромоздили все дороги. Обозные из пленных красноармейцев злорадными улыбками проводили проскакавшую мимо кавалькаду.

В ночь на 25 октября белые были выбиты из Воронежа.

Оба разгромленных корпуса в панике отошли на станцию Касторная, бросив три бронепоезда: «Мамонтов», «Шкуро» и «Единая неделимая». На станции были захвачены составы с обмундированием и личный поезд генерала Шкуро.

Полк, сделав заезд плечом, занял свое место. Кони ломали линию строя. Скиба встал перед взводом и, оглядывая через плечо изогнутую шеренгу, недовольно сказал:

— Направо равняйсь, товарищи. Чего стали цыганским табором?..

Дивизии подходили. Одна за другой вырастали конные шеренги полков. Скоро весь корпус четким живым квадратом врос в поле. Два духовых оркестра стояли на флангах. Алые боевые знамена колыхались на ветру, и на их расшитых чехлах горело блеклое ноябрьское солнце.