— Да ты… — Зальцман даже не обиделся, у него просто слов от возмущения не нашлось.
— А что — я? Не я, а ты — трепло газетное. Ты хоть самые простенькие правила знаешь, как уберечь, не подставить агента? А человек этот, между прочим, фактически — твой агент. Он тебе дает информацию. Хоть слово публично скажешь, только заикнешься о нем — его убьют. И концов не найдешь. По твоей публикации любой аналитик-профессионал просчитает источник, и все… Ты хочешь его смерти? Нет? Я так и думал. Ты хороший и добрый человек, с добрыми глазами. Вот за то тебя люблю я, вот за то тебя хвалю я… Уймись. С одной стороны, ты вышел на такой уровень, где людей не убивают — их убирают, как фигуры с доски. Это тебе не таблеточники микстурные, эти твою машину жечь не станут. И тебя, и свидетеля твоего просто уберут. Легким движением. Ты, если документы видел, должен знать, что у этих ребят на кону, наверное, миллионы стоят.
— Полмиллиарда. «Баксов», — уточнил Зальцман.
— Вот-вот… А таблеточники твои тысячи воровали, ну, может, — десятки. Разницу усекаешь, Юрик? Тебя просто смахнут с доски. А об этом, — он кивнул на белозубую фотографию вице-премьера, вырезанную Юрой из журнала, — мы знаем. На него уже и прокурорские крючкотворы материала солидно нагребли.
— Ну, ясно. По твоей логике так и будем сидеть и ждать, пока до них чьи-то там чистые руки дойдут? Не обижайся, я не тебя имел в виду. Слушай сюда, Гена, я хоть по крови и еврей, но это страна и моя родина тоже. И мы все будем смотреть на это и молчать? А нашим детям пустыня, населенная ворами и бандитами, останется? Знаешь, как это все называется?
— Знаю, — сказал Геннадий Алексеевич. — Военно-морской кабак. Но нельзя на танк с наганом кидаться. Эффективно противодействовать системе может только другая система.
— Один в поле — не воин?
— Не воин, — согласился Логинов.
— Слабак, — сказал Зальцман.
— А ты — дурак!
— Среди евреев дураков нет.
— Во-первых, нет правила без исключения, а во-вторых, это — уже сионизм и еврейский нацизм. Вот пример — передо мной сидит самый настоящий еврейский дурак. Так что, лучше заткнись. И не дразни меня, а то точно по шее дам.
— Мне? — изумился Зальцман. Причем изумился совершенно искренне, поскольку в молодости имел звание «Мастер спорта» по борьбе самбо.
— Тебе, тебе… И не кичись, пожалуйста, своими прежними заслугами. Обрюзг, растолстел. Смотреть противно. Пижон! Кстати, о птичках: я по крови — тоже почти еврей, но нигде не кричу об этом. В общем, ладно… Подумаю, что смогу, разнюхаю и на днях подскочу к тебе. Разберемся. Сам пока не дергайся. Честно говорю: убьют, хотя особо и не из-за чего — никакого особого вреда ты им причинить не сможешь. Но все равно — запросто могут грохнуть. На всякий случай. Зайду, и все обсудим, обмозгуем. Пока лечи свою Светку от желтухи. Жди, завтра-послезавтра, подскочу к тебе, потолкуем.
— И вот — звонок.
— Юра?.. Это — я, Логинов. Ты бы не смог ко мне подъехать?.. Помню, помню, что обещал, но — очень надо… Да, прямо сейчас. Седлай свою колымагу и гони ко мне.
* * *
Выслушав рассказ Лиды, полковник раздумывал всего несколько минут, потом решительно сказал:
— Ясно. Дело нехорошее, собирайтесь. Пугать не хочу; но вас здесь вычислят уже сегодня, — а сам подумал: «Непонятно, почему до сих пор еще никто сюда не заявился? Должны были, должны… Если за всем этим действительно что-нибудь стоит. Кассета какая-то с документами… Хотя — квартиру-то сожгли… Это факт, от которого не отмахнешься».
— Надо вам, Лида, в другое, более безопасное место с Олей перебраться. На время, пока все не выясним. А то вы всех, без разбора, в квартиру пускаете. В качестве варианта предлагаю: перебраться на какое-то время ко мне, а там — посмотрим. У нас квартира большая — никого стеснять не будете. А Витю мы в ближайшее время разыщем. Никуда он не денется! — сказал так, но подумал иное…
Косвенно он своими действиями уже нарушал один из основных принципов работников спецслужб — не втягивать родных и близких в сферу профессиональной деятельности. Следовало бы отвезти Лиду с дочерью не к себе домой, а на одну из конспиративных квартир, которых у его группы было несколько. Но, во-первых: он сомневался, что Лидия Зайцева согласится переехать с практически незнакомым дядькой неизвестно куда, а во-вторых: он не почувствовал во всей этой, пока непонятной для него истории чего-либо, касающегося именно его работы. Просматривался за всеми этими непонятками какой-то криминал, но Геннадий Алексеевич даже и предполагать не мог, что эта история имеет хоть малейшее отношение к сфере интересов спецгруппы «Е».
Читать дальше