Часов в двенадцать, когда Валентина позвонила Ниночке на работу и рассказала, что ей не удалось найти Павла, что его не видели ни в Горном институте, ни в Геологическом музее, словом — нигде, Ниночка переняла тревогу Валентины.
— Откуда ты говоришь? Из пассажа?.. Садись на трамвай и приезжай ко мне! — скомандовала она. — Дела складываются так, что через полчаса я освобожусь. Жди меня и не тоскуй. Как легко ты расстраиваешься! Поставь чай, возьми конфеты в ящичке моего ночного столика. Ох ты, плакса ты моя!
Домой Ниночка вернулась через полтора часа, когда Валентина уже оцепенела в тоскливом ожидании и места себе не находила в большой, по-летнему запущенной квартире Колывановых.
— Прости, я опоздала, но зато я свободна, как ветер. Дела сданы. Дождусь возвращения папочки из Москвы, обниму его, обниму маму, братишку, сестренку, и прощай Горнозаводск, здравствуй Северный Урал! Федька приедет за мной, мы зарегистрируемся, выпьем с моими родителями по бокалу шампанского, и я вступлю в великую армию строителей уральского севера.
Переодевшись в домашний серенький халатик, она села рядом с Валентиной, обняла ее и сердечно сказала:
— Что ж это я болтаю о своих делах! Что у тебя?
— Павла сняли с работы и… он исчез, — шепнула Валентина.
— Быть не может! — поразилась Ниночка. — Ты шутишь! В чем его обвиняют?
— Долго рассказывать…
— Говори же, я слушаю!
Валентина начала свой рассказ, сама ужасаясь тому, что услышала: об авариях, о пожаре на шахте, об отце Павла. Она боялась взглянуть в глаза Ниночке, чтобы не увидеть в них отражение своей тоски.
— Какая чепуха! — возмутилась Ниночка. — Дикая нелепость!
— Ты понимаешь, чем грозит Павлу эта чепуха и нелепость?
— Прекрасно понимаю, что это ему ничем не грозит! И ты пойми, что все эти обвинения — именно чепуха! В чем обвиняют Павла? В страшных преступлениях. Мог их совершить Павел? Ни в коем случае! Ведь ты знаешь Павла, ты знаешь его честность. Чего же ты боишься?
— Где он?
— Ты думаешь, что он скрылся и, следовательно, виновен?
— Нет, нет!..
— Ты права! Ему незачем бежать, скрываться. Меня больше интересует история с телеграммой. — Она достала из своей сумочки телеграмму, уже побывавшую однажды в руках Валентины, и объяснила: — Павел был так болен и так расстроен, когда мы виделись в последний раз, что забыл у меня эту гадость, а я так ждала Федьку с поезда, что тоже совсем забыла о телеграмме… Но скажи, кто и зачем мог его вызвать в Горнозаводск под таким предлогом?
— Почем я знаю… Дядя вот думает, что в этом виновата какая-нибудь знакомая.
— Правильно! То же самое подумала и я, как только увидела телеграмму. Не возмущайся и не сверкай глазами! Подумай, кто из наших общих знакомых мог решиться на такую гадость? Будем рассуждать по-женски, Валя, мы имеем на это право. К кому ты ревновала Павла в последнее время?
— Ни к кому! — возмущенно возразила Валентина.
— А Таня Проскурникова? — тихонько напомнила Ниночка.
— Какие глупости! Павел помог ей в дипломной работе и…
— И она влюблена в него! Эта Танечка — штучка! Прекрасно отделалась от работы на периферии и устроилась в нашей проектной конторе. Я знаю, что Павел тебя любит, и смешно было бы не любить такую девушку, но Таня ведь тоже не дурнушка, как ты думаешь?
— Зачем ты все это! — со страданием в голосе проговорила Валентина. — Если даже она вызвала Павла, то он ни при чем! Я убеждена в этом! Он был твердо уверен, что мама действительно больна.
— Да разве я говорю, что он «при чем»! — обняла ее Ниночка. — Успокойся, он, конечно, ни при чем, но Таня пожелала его увидеть и подвела человека. Почему он молчит, почему не скажет все, как было, как есть?
— Что ты! Чтобы Павел оправдывался, затрагивая имя женщины!
— Да, то же самое подумала и я. Ведь он так щепетилен… А может быть, он и не успел дознаться, кто его вызвал, может быть и сама Танечка набезобразила да и испугалась, не объявилась ему. Так или иначе, но нужно, чтобы Танечка сказала всю правду. Идем!
Она за руку потащила Валентину в кабинет отца, нырнула в громадное кожаное кресло, перелистала настольный алфавитный блокнот, поставила телефонный аппарат себе на колени и набрала нужный номер — она любила говорить по телефону с комфортом и не считаясь с временем.
— Константин Иванович? — спросила она. — Говорит Нина Колыванова. Простите, что звоню на службу… Папа? Нет, папа еще не вернулся из Москвы. Ждем со дня на день. Но в данном случае я обращаюсь к вам как просительница. Разрешите начать? Прежде всего мне нужно сегодня возможно скорее поговорить с управляющим трестом в Новокаменске. Возможно это?.. Спасибо… Теперь второе дело. Передо мной лежит телеграмма, посланная из Горнозаводска в Новокаменск. Куда девается подлинник телеграммы?
Читать дальше