Эдгар Берроуз - Возвращение Тарзана в джунгли

Улыбка приветствия мгновенно слетела с его лица, когда он увидел суровые серью глаза непрошеного гостя.

— Тысяча дьяволов! — воскликнул он, быстро вскакивая. — Что вам здесь нужно?..

— Сядьте, — сказал Тарзан шепотом.

Приятели не расслышали, но тем не менее, испугавшись его тона, опустились на свои места.

— Вы знаете, зачем я сюда пришел, — продолжал Тарзан тем же зловещим голосом. — Я должен был бы убить вас, но не сделаю этого только потому, что вы — брат Ольги де Куд. Павлович не стоит того, чтобы о нем говорили. Это — глупое и ничтожное существо. Оставляя на этот раз вас, Роков, в живых, до поры до времени пощажу вашего сообщника. Но прежде чем я уйду отсюда, вы исполните два моих требования. Первое — написать полное и откровенное признание в учиненном вами заговоре и подтвердить его своими подписями. Второе — под страхом смерти воздержаться от оглашения событий сегодняшнего вечера в газетах. Если не исполните хотя бы одного из этих требований, будете лежать мертвыми прежде, чем я уйду из этой комнаты. Поняли меня?

Не ожидая ответа, он добавил:

— Торопитесь. Вот вам чернила, перо и бумага.

Роков принял воинственную позу, пытаясь показать своей бравадой, что не боится угроз Тарзана. Через мгновение он почувствовал у себя на горле стальные пальцы человека-обезьяны. Улучив момент, Павлович попытался пробраться к двери, но Тарзан, не выпуская Рокова, поймал беглеца одной рукой и швырнул его в угол комнаты. Когда лицо Рокова посинело, Тарзан разжал пальцы и бросил жертву в кресло.

Насилу откашлявшись и восстановив дыхание, Роков застыл в кресле, исподлобья глядя на человека, стоявшего перед ним. Павлович тоже пришел в себя и проковылял, по приказанию Тарзана, к своему стулу.

— Теперь пишите! — сказал человек-обезьяна. — Если вы снова выведете меня из себя, я не буду так мягок, как до сих пор.

Роков взял перо и начал писать.

— Помните, что вы не должны упустить ни одной подробности, ни одного имени, — предостерег его Тарзан.

Вскоре послышался стук в дверь.

— Войдите! — сказал Тарзан.

Вошел бойкий молодой человек.

— Я слышал, что мосье Роков желает сообщить мне любопытный материал для газеты, — сказал он.

— Вы ошибаетесь, сударь! — ответил Тарзан. — Неправда ли, дорогой Николай, ведь у вас нет никакого материала для газеты?

Роков, склоненный над бумагой, на мгновение поднял лицо, искривленное мрачной гримасой, и проворчал:

— Да, у меня нет никакого материала для газеты — пока…

— И никогда не будет, мой дорогой Николай? — резко оборвал его Тарзан.

Репортер не заметил зловещего блеска, вспыхнувшего в глазах Тарзана, но Роков мгновенно смирился.

— И никогда не будет, — покорно повторил он.

— Мне очень жаль, что вы понапрасну беспокоились, сударь. Спокойной ночи!

Сказав это, Тарзан выпроводил бойкого молодого человека за порог и закрыл перед его носом дверь.

Час спустя Тарзан вышел из комнаты Рокова, унося в кармане объемистую рукопись.

— Если бы я был на вашем месте, — сказал он на прощание Рокову, — то немедленно покинул бы Францию. Рано или поздно, как только мне представится возможность покончить с вами, не компрометируя при этом вашу сестру, я непременно воспользуюсь случаем.

Вернувшись домой, Тарзан нашел своего друга д’Арно спящим. Тарзан не захотел его тревожить и только на следующее утро передал во всех подробностях происшествия минувшего вечера.

— Как глупо я себя вел! — заключил он рассказ. — Де Куд и его жена были моими лучшими друзьями. Чем я заплатил им за сердечное отношение ко мне? Я едва не задушил графа, опорочил доброе имя его жены. Боюсь, что я навсегда расстроил их семейное счастье.

— Вы любите Ольгу де Куд? — спросил д’Арно.

— Если бы я имел малейшее основание предполагать, что она меня любит, я не ответил бы вам на этот вопрос. Но, не боясь оскорбить ее чувство, могу решительно сказать, что не люблю ее и она меня не любит. Мы оба были жертвами минутного безумия, которое прошло бы так же внезапно, как появилось, если бы де Куд не вернулся в это время домой. Как вам известно, я мало знал женщин. А Ольга де Куд так прекрасна! Ее красота, беззащитность, обращение ко мне за помощью, — и при этом слабое освещение комнаты и другие соблазняющие обстоятельства вечера оказались сильнее меня. Может быть, другой, более культурный человек, преодолел бы свой порыв в такую минуту, но ведь ты знаешь, что культура коснулась только моего платья…