Обухович решил отплатить откровенностью за откровенность.
— А у меня жену и сына того… гитлеровцы расстреляли, — вздохнул он, отворачиваясь. — Жена-то еврейка была… Ну а меня в тюрьму посадили — за укрытие…
Федор прикусил нижнюю губу, сузил глаза.
— Ничего, ничего, брат, теперь ты расквитаешься за них. — Он вдруг схватил Обуховича за плечо: — Послушай, ты поселок Краснополье знаешь? Ну под городом?
— Приходилось бывать…
— Так вот… Я решил взять тебя в свою группу… — Федор перешел на шепот: — Дней через пять пойдем на задание. Устроим засаду в поселке. Там собираются схватить одного нашего человека…
Обухович почувствовал, как по спине у него поползли мурашки.
— Только… ты никому ни звука, — предупредил его Федор. — Понял?
— Да нешто я…
— Смотри! Чтоб ни одна живая душа… — Федор угрожающе поднял палец.
Всю ночь Обухович ломал голову, как пробраться в село Большая Выгода и предупредить гестапо. Тайком смыться? Могут поймать, да и операцию отложат. К тому же и Штроп за бегство из отряда не погладит по головке. Ведь столько трудов стоило внедриться… Нет, этот вариант не пройдет. Нужно найти какой-то повод.
Провокатор снова не спал всю ночь, все искал, под каким бы предлогом выпросить разрешение на отлучку. И наконец придумал. Наутро он явился к комиссару отряда, тому самому невысокому человеку с окладистой бородой, которого он впервые встретил на месте партизанской явки. Шпион Штропа предложил послать нескольких партизан, чтобы помочь местным жителям убрать урожай.
— Время теперь горячее, пшеница поспела, — с жаром доказывал он комиссару, — а в селе одни бабы, мужские руки сгодились бы…
Комиссар сгреб в ладонь свою бороду и задумался. Конечно, уборка урожая — дело существенное, да ведь у партизан есть задачи поважнее. Готовится ответственная операция.
Однако он не отказал наотрез:
— Хорошо. Посоветуюсь с командиром.
Командир отряда, Петр Кузьмич Скобцев, узнав о предложении Обуховича, почему-то насторожился.
— Здесь что-то не так просто. Вам не кажется, Матвей Иванович, странным: человек без году неделя в отряде, еще ничем себя не проявил, а приходит с такими идеями?
— Ну что же здесь подозрительного, — возразил комиссар, — возможно, хозяйственный мужик. Душа болит за урожай. Не вижу в этом ничего странного…
В первые дни войны Скобцев, или Кузьмич, как его звали в отряде, был штабным офицером. Когда часть попала в окружение и потеряла в боях почти весь командный состав, Кузьмич возглавил горстку оставшихся людей и увел их в глухие леса. Постепенно отряд стал пополняться бежавшими из окрестных городов и деревень жителями и сильно вырос. Теперь на счету партизан Скобцева уже числилось немало взорванных поездов, разгромленных полицейских пунктов, наказанных предателей. Но был штабист по старой привычке осторожен, хорошо наладил разведку, и это помогало ему, как говорили тогда, вести войну «малой кровью».
Осторожность помогла Скобцеву и теперь. В тот же день он действительно назначил на уборку урожая двадцать человек, но Михаила Терентьева (под таким именем знали Обуховича в отряде) в списке не оказалось.
— Как же так! — возмущался Обухович в землянке командира. — Я подал это предложение, а меня отшили! Несправедливо, товарищ командир! У меня, может, руки истосковались по работе.
Скобцев не стал спорить. Тут же приказал включить Терентьева в список.
Группа партизан отправилась на работу в ближайшие села — Мокрое и Малый Пилец. Большая Выгода отстояла от Мокрого километрах в трех, и Обухович решил, что найти повод сбегать к старухе и передать ей сведения будет нетрудно. Помогали косить пшеницу в первую очередь старикам, у которых дети служили в Красной Армии или ушли в партизаны.
Обухович старался за двоих.
— Эх, — повторял он, — руки стосковались по работе…
Ему приходилось нелегко: бывший завскладом к крестьянской работе не привык. Он очень боялся обнаружить свою неловкость, да и уставал.
Вечером, когда партизаны собрались в избах, где хозяева угощали их молоком и молодой картошкой, Обухович, охнув, вылез из-за стола.
— Что с тобой? — спросили его.
— Да вот живот что-то скрутило.
С полчаса он пролежал на сеновале, затем разыскал старшего группы и попросил у него разрешения пойти поискать в селе помощи.
— Что-то хужеет. Может, бабка травки даст или отпоит чем. Тут, говорят, есть одна в округе.
Вернулся Обухович поздно, когда все остальные уже спали на сеновале. Он неслышно прокрался в сарай и повалился на пахучее сено. Отовсюду доносился храп. Сквозь щели сарая видно было, как меркнул над лесом долгий летний закат. Михаил уснул, довольный, что удачно разыграл это представление с болезнью и посещением знахарки.
Читать дальше