Михаил Прудников - Пароль получен

Партизанский связной принес зашифрованное послание. Еще в Москве было условлено, что Центр подтвердит получение первых сведений от Столярова номером его партийного билета. И вот теперь Алексей вертел в руках крохотный листок бумаги с долгожданным ответом и всматривался в знакомые, дорогие цифры.

Он чувствовал на себе пристальный взгляд Шерстнева: тот наслаждался произведенным эффектом. Столяров не мог произнести ни слова. Отвернулся к стене: не хотелось, чтобы Тимофей видел его заблестевшие слезой глаза. Успокоившись, выдавил:

— Ты даже представить не можешь, какая это для меня радость.

Да, это был праздник. Пришел конец одиночеству, неизвестности. Те, кто посылал его сюда, снова с ним! Они помогут, посоветуют, направят.

Интересно: дали знать домой, что он жив? Да иначе и быть не может.

— Но это еще не все, — проговорил Шерстнев. — Я не сказал еще самого главного.

Тимофей подошел к двери, проверил, плотно ли она закрыта.

— Карпович получил новое задание из Центра, — прошептал он.

— Из Центра?

— Да. Москва рассчитывает на тебя. И на нас, разумеется, тоже.

Алексей пододвинул табурет поближе к Шерстневу. За дверью слышались приглушенные, невнятные голоса. С шумом пронеслась мимо дома машина.

— Так вот, — продолжал Тимофей, выталкивая изо рта облачко табачного дыма. — Корень просил передать тебе, что Центр интересуют все планы гитлеровцев на нашем участке. Информация по всему району представляет большую ценность. Передислокация войск, переброска вооружения, расположение аэродромов и так далее… Я думаю, не одни мы с тобой будем этим заниматься. Но на нас возлагают особую задачу: в сорока километрах от города находится Дретуньский аэродром. Это какой-то сверхсекретный аэродром. Нужно разведать все, что там происходит. Я случайно слышал разговор жандармов, что из района этого аэродрома выселили всех гражданских на десять километров вокруг. И еще: судя по всему, где-то на востоке от города, у Новых Выселок, расположен какой-то штаб. Об этом Готвальд сообщил Корню через меня.

— Готвальд?

— Да.

— Вот что, — сказал Алексей. — Надо мне с ним снова повидаться. Предупреди его.

— Постараюсь.

Столяров взглянул на ходики, мирно тикавшие на стене. Они показывали без четверти одиннадцать.

Пора было расходиться. После взрыва наверняка устроят облаву, и надо заблаговременно выбраться за городскую черту. Первым из мастерской вышел Шерстнев.

Толстый заказчик уже удалился. И Алексей, помедлив несколько минут, тоже вышел из мастерской.

…До взрыва оставалось двадцать три минуты, когда санитарная машина выехала на Витебскую улицу. Мелькали низенькие окраинные домишки. На карнизах трепетали отсветы капели. Воробьи стайками вылетали прямо из-под колес автомобиля.

«Еду на собственные похороны», — думал Лещевский. Он ждал, когда же наконец спустит камера заднего колеса, но машина шла полным ходом.

Хирург откинулся на спинку сиденья, щурясь от солнца, бившего ему в глаза. В зеркальце над ветровым стеклом увидел свое бледное, напряженное лицо и испуганно метнул взгляд в сторону шофера. Тот не обращал на своего пассажира никакого внимания. К губам его прилип окурок самокрутки.

Лещевский думал о покрышке. Достал ли ланцетом до камеры? А вдруг она осталась цела?

Вот кончилась улица, и машина выскочила в поле. Впереди чернел забор и низкие крыши артсклада. Вокруг муравьями суетились темные фигурки людей.

Было без семнадцати минут двенадцать… Вдруг машина сбавила ход.

— Что случилось? — спросил Лещевский.

— Баллон сел, — равнодушно ответил шофер.

До слуха Лещевского донеслось злое гусиное шипение.

Шофер чертыхнулся и остановил машину.

Пока он неторопливо ходил вокруг «опеля», что-то бормоча и вздыхая, доставал из-под сиденья домкрат и ползал под машиной, Лещевский сидел не шевелясь, вглядываясь в темную полосу забора.

Время тянулось мучительно долго. Лещевский то и дело посматривал на часы. Нервы его напряглись до предела, по лицу струился пот.

Только бы шофер не успел заменить баллон…

Но вот шофер полез в машину, вытирая на ходу руки о грязное тряпье. Сел за руль, включил зажигание. Мягко заурчал мотор. Однако двинуться с места они не успели.

Прежде чем Лещевский услышал звук взрыва, он увидел, как над забором косо брызнула струя сизого дыма. В следующее мгновение склад обволокло черное огромное облако. Страшный, оглушительный грохот, казалось, придавил их к конвульсивно вздрагивающей земле. В наступившей вдруг темноте Лещевский рассмотрел безумно выкаченные глаза шофера. Шофер зачем-то пытался открыть дверцу, но Лещевский схватил его за рукав ватника.