Анатолий Кулемин - Агония обреченных

— За что на самом деле они его убили, вы знаете?

Мясников вновь на секунду прервался и посмотрел на Бредли. С обработкой раны он уже закончил и теперь старательно, с подсказками и с помощью «больного» накладывал повязку.

— Знаю. Они засекли его телефонный звонок в контрразведку. Ведь это он сообщил о готовящемся покушении на нашего Юрия Гагарина. Помните, вы говорили об анонимном телефонном звонке? Дональд — это его настоящее имя — бредил космосом, Гагарину по-хорошему завидовал…

— Вы что, хорошо знали его?

— Он был неплохим парнем, — уклонился от прямого ответа Бредли, — только… для работы в разведке он не подходил. Жаль, что понял он это поздно. Да… Ладно, поехали дальше. Здесь, в кубинских спецслужбах, окопался их человек. Этого человека знает Идьигос, при мне он разговаривал с ним по телефону. Кстати, тот успел предупредить его о том, что за ним выехала группа. Кто он и где сидит, мне неизвестно, пусть кубинские чекисты понастойчивее спросят об этом Идьигоса. И пусть они поинтересуются у него об исполнителе, он тоже известен Идьигосу. И, наконец, последнее… Это Идьигос застрелил Кастиенте. Тот собирался бежать с острова, хотя должен был обеспечивать прикрытие операции покушения.

— В вас стрелял тоже Идьигос?

— Ну кто же еще? Кастиенте в этот момент был уже мертв. Я опередил Идьигоса всего на долю секунды; разбил о его голову какую-то вазу. Жалко… Красивая была.

— А вы-то ему чем помешали? Ведь вы вроде как… их покровитель и друг? — последний вопрос Мясников задал с нескрываемой иронией.

— Друг… Я стал много знать. Например, что он санкционировал убийство Жана Фишера. Вот он и испугался, что об этом узнают в Вашингтоне. Ведь он всерьез был уверен в том, что им удастся свалить Кастро и новое правительство Кубы придет к власти, а здесь он рассчитывал получить свой кусок пирога. Не получилось.

Мясников закончил с повязкой, посмотрел на свое творение и поинтересовался:

— Ну как, не жмет?

— Нормально. Спасибо. Павел, там, в баре стоит коньяк, принесите, пожалуйста. И захватите фужеры, а не рюмки.

Мясников принес один фужер и маленькую рюмочку.

— Для того чтобы поддержать компанию, этого мне хватит, — показал он на рюмку. — У меня сегодня дел — конца не видно, а вы выпейте и ложитесь-ка спать. Денек у вас был… А перевязку делать я приду к вам завтра утром, часов в девять…

Мясников разлил коньяк, но прежде чем выпить, спросил:

— Скажите, Гюнтер, как за столь короткое время вам удалось все это проделать? Ведь это же уму непостижимо.

— Ценой вот этой царапины, наверное, — кивнул на плечо Бредли. — Может быть, мы перейдем на «ты»?

Мясников улыбнулся:

— Не возражаю.

Ее рабочий день уже подходил к концу, а этот номер оставался не только неубранным, там даже не было заменено постельное белье. Немецкий журналист пришел вместе с русским еще днем, она это видела. Потом русский ушел, а постоялец остался и с тех пор никуда не выходил. Она уже десять раз пожалела о том, что не сделала уборку в его номере утром, когда он пустовал, а начала с дальних номеров, да чего уж теперь…

Горничная этажа, женщина лет пятидесяти или около того, несколько секунд постояла в раздумье, затем несмело постучала. Не дождавшись ответа, она постучала громче; и только после того, как и в третий раз, ей никто не ответил, она открыла дверь резервным ключом.

Постоялец спал беспробудным сном. Она хотела было повернуться и тихо уйти — в конце концов уборку и смену белья можно провести и на следующий день, не преступление, хотя от администратора, конечно, нагорит и даже могут наказать — но ее внимание привлекла повязка на плече постояльца. И даже не сам факт повязки, а то, что она сильно пропиталась кровью и совсем ослабла.

Горничная некоторое время смотрела то на него, то на повязку и все никак не могла принять решение уйти или разбудить его.

— Сеньор… — решилась она наконец.

От прикосновения Бредли открыл глаза сразу.

— Синьор, я прошу простить меня… Я стучала несколько раз… Вы не открывали, я стала беспокоиться и поэтому вошла…

Бредли пристально смотрел на нее и ничего не мог понять. Он понимал только то, что повязку она видела, скрывать ее сейчас уже не имеет смысла; это выглядело бы странным и подозрительным. Он понимал также, что все труды Мясникова пошли насмарку: повязка ослабла, а боль, утихшая было днем, вновь появилась.

— У меня заканчивается рабочий день, остался неубранным только ваш номер…