Леонид Юзефович: Поиск-83: Приключения. Фантастика

В два часа дня тридцатого июня Вадим привязал Глобуса к перилам крыльца. Нагнулся, пощупал на его больной ноге соколок, ответственную конскую жилу, о существовании которой узнал час назад, и побежал в редакцию.

Семченко, терзая пальцами свой раздвоенный, как рукоять турецкого ятагана, подбородок, читал вчерашний выпуск газеты. Перед ним лежал на столе двуцветный сине-красный карандаш. Голова у Семченко тоже была двуцветная — выбритая до синевы, с россыпью красноватых шрамиков над изуродованным левым ухом. Голову ему посекло каменной крошкой от ударившего в скалу снаряда. Вадим всегда удивлялся, почему он при этом упорно продолжает бриться наголо.

— А, Кабаков! — Семченко черкнул на газете синий крест. — Вот не было меня вчера, и они таки тиснули эту гадость!

Вадим взял газету. Крестом обозначена была заметка под названием «Дудки-с!».

«В Сергиенскую волость явился из города тов. Беклемышев для постановки кузницы. Узнал про то бывший торговец Жупин и принес ему 30 тыс. рублей деньгами и 10 фунтов топленого масла. Просит он тов. Беклемышева устроить его сына в кузницу. Тов. Беклемышев взял деньги и масло. Только деньги передал в отдел соцобеспечения, а масло отдал в фонд помощи Западному фронту. Не удалась кулаку его уловка!»

— Меня там не было! — пожалел Семченко. — Да я бы этому Жупину в рожу его маслом. Умойся, сволочь! Не нужно Красной Армии такое масло, за которое обманом плочено! — Он встал, подошел к окну и долго смотрел на мерина, комкая в углу рта потухшую папиросу. Потом выплюнул папиросу во двор и произнес:

— Да-а… Буцефал!

— А вы что думали, призового рысака дадут?

— Ладно. — Семченко круто развернулся на каблуках. — Программу праздника отпечатали?

Первого июля отмечалась годовщина освобождения города от Колчака.

— Еще позавчера, — небрежно сказал Вадим.

Он сам переписывал текст программы и весь распорядок мероприятий знал наизусть. Днем парад войск гарнизона на Сенной площади и митинг. В семь часов митинг перед зданием гортеатра. Затем концерт в самом театре с участием артистов приезжей петроградской труппы, на который Вадим намеревался пригласить редакционную машинистку Наденьку. В это же время в гарнизонном клубе, давали спектакль «Две правды», в мусульманском — концерт и отрывки из пьесы «Без тафты». Еще намечались концерты в Доме трудолюбия на Заимке и в клубе латышских стрелков «Циня».

— Покажи, — потребовал Семченко. Взял программу и начал ходить с ней от стены к стене. — А где клуб «Эсперо»?

— Нигде, — сказал Вадим.

— Причина?

— У вас свои интересы, узкие. Членов мало… Кто к вам пойдет?

— Это у нас узкие интересы? — поразился Семченко. — А пятьдесят восемь членов, по-твоему, мало? Да сочувствующие!

Все в редакции знали, что бывший командир роты Николай Семченко изучает международный язык эсперанто. И подробности знали. В боях под Глазовом он был ранен, долго валялся в госпитале, и там его приохотил к этому занятию доктор Сикорский, снабдив соответствующей литературой: самоучителем Девятнина, стихами эсперантистского поэта Печенега-Гайдовского и собственным рукописным переводом на эсперанто поэмы «Руслан и Людмила». С этим запасом и вступил Семченко на тернистую стезю эсперантизма.

Сам Сикорский, будучи пацифистом, считал эсперанто залогом всеобщего мира, а Семченко, напротив, твердо верил в грядущие потрясения, при которых международный язык послужит общепролетарскому делу. Он неоднократно предлагал учредить в губернской газете «Уголок эсперантиста», в чем, однако, не был поддержан членами редколлегии, а на его столе аккуратно подобранной стопой лежали все тот же самоучитель Девятнина, перешедший в его вечное пользование, и «Фундаменто де эсперанто» Людвига Заменгофа. Он соблазнял ими каждого второго посетителя редакции, как правило, безуспешно. Вадима тоже пытался обратить в свою веру. Чуть не силой всучил ему книжечку «500 фраз на эсперанто», выпущенную в прошлом году в Казани.

Фразы были такие:

«Весною снег и лед тают.

Меньшевик есть человек, недостойный веры.

Жену инженера мы можем назвать инженерша.

Моя сестра так чистоплотна, что даже одной пылинки нельзя найти на ее платье.

Мир хижинам, война дворцам!

Чистые белые манжеты и воротничок — хорошее украшение для мужчин, не правда ли?»

И прочее в этом роде — перевод давался тут же.

Вадим книжечку взял, подержал у себя для виду дня три, а после вернул Семченко, сказав, что у него к иностранным языкам вообще способностей нет. Дома он занимался французским, хотел в университет поступить на исторический факультет, но в изучении эсперанто никакого проку для себя не видел — все равно ничего путного на нем не написано.