Георгий Тушкан - Первый выстрел

Дядя Яша смутился, захлопал себя по бедрам руками и, хохоча, стал приговаривать:

— И снова повторяю — двенадцатый, двенадцатый, двенадцатый! Ну и балда! Ох, балда турецкая!

Отец строго прикрикнул на дядю Яшу. Тот смутился и замолчал.

Но Петр Зиновьевич не собирался сейчас нападать на младшего брата, хотя бабушка уже готовилась вступиться за любимца. Отец предложил Юре рассказать обо всем по порядку.

Вначале всех удивило, почему Юра так подробно рассказывает о похождениях Коли Берсенева и других героев двенадцатого года.

— Потому что я ничего не выдумал, — объявил Юра. — Обо всем этом бабушка читала мне из журналов, и мама читала, и тетя Галя. Все журналы, не только «Задушевное слово», пишут про войну с Наполеоном. Там и про Колю Берсенева написано, и про маленьких ополченцев, и про сожженную Москву, и про гибель «Титаника»… Разве я неверно говорю?

— Выходит, я во всем виновата! — возмущенно воскликнула бабушка.

— А если двенадцатый год и война с Наполеоном, — продолжал Юра, — так почему же никто не идет воевать? Ну, у тебя, папа, училище. А дядя Яша? Ясно, что он изменник и трус! А Коля Берсенев молодец! Но он меня не сразу поборол, когда со своим отцом к нам приезжал. Помнишь? Они еще между собой по-французски разговаривали. Потом ему этот французский язык помог, когда он с Фигнером…

Отец притянул Юру к себе, поставил между колеи и, глядя в широко открытые сердитые синие глаза сына, начал объяснять:

— Глупый мой! Коля Берсенев, который к нам приезжал, был другой, может быть правнук того, который жил во времена наполеоновского нашествия в тысяча восемьсот двенадцатом году, сто лет назад! Ты просто спутал. Понимаешь? Все это было сто лет назад!

Обескураженный Юра слушал и с негодованием думал: «Сами называли «двенадцатый», а виноваты другие. Говорили бы: сейчас тысяча девятьсот двенадцатый!» А все-таки жаль, что Коля Берсенев, с которым он боролся, оказался не настоящим.

— А теперь, — сказал отец, — иди-ка ты, опоздавший на сто лет, в свою комнату и отдыхай.

— А мы, — свирепо потирая руки, начал дядя, — мы останемся здесь и будем сурово судить тебя. Знаешь, что делают с такими, кто поднимает руки на жандармов, на слуг его императорского величества, царя всея Великия, Малыя и Белая Руси и прочая и прочая? Революционеров сажают в тюрьмы, ссылают на каторгу, ве-ша-ют! Тебя тоже, наверное, приговорят к казни, — сказал он, почему-то глядя на тетю Галю, возмущенно вышедшую после этого из комнаты. — По меньшей мере, по мнению некоторых, таким просто надо отрубить язык…

Мама закричала на дядю Яшу. Как он смеет, отдает ли он себе отчет, где и когда можно паясничать?! Папа тоже хотел высказать свое мнение, но, видимо, раздумал и только хмыкнул. Юра вышел. Бабушка стучала палкой об пол, сердилась и, кажется, заступалась, но не за Юру, а за дядю Яшу.

Юра вбежал в детскую и остановился у столика, над которым висела полка с его библиотечкой. Дрожащими руками он схватил свои любимые журналы, в которых описывались ратные подвиги Коли Берсенева и других героев, швырнул их на стол и начал рвать на мелкие кусочки. «Конечно, попадет за это, — мелькнуло у него в голове. — Ну и пусть!»

Сложив клочки бумаги, он понес их в коридор, чтобы выбросить все в мусорный ящик за дверью, но вовремя заметил в коридоре кухарку Аришу с вязаньем в руках. Ариша никогда здесь раньше не сидела. «Ага, — подумал Юра, — поставили часового сторожить меня, чтобы не убежал». Вспомнив, какие у Ариши железные руки, Юра решил: «Ну что же, мусор можно выбросить и потом, а сейчас надо узнать, что там». Он по-пластунски прополз за стулом Ариши в столовую, пролез под длинным обеденным столом и еле удержался, чтобы не ущипнуть противную Нину за ее толстую ногу. Стиснув зубы, он прополз мимо и очутился в гостиной. Здесь уже не было никого. Пробежать по ковру и юркнуть под диван, стоявший у двери папиного кабинета, было делом одной минуты.

Громкие возбужденные голоса были отчетливо слышны.

— Мальчик чрезмерно впечатлителен, горяч и непомерно активен. От таких, если за них не взяться, всего можно ожидать! — Это тетя Галя.

А вот мама. Опять о том же самом! Неужели ей не надоело? Все уже знают, как он, прослушав сказку Киплинга «Отчего у слона такой длинный хобот», решил исправить Оксане ее курносый нос — вцепился в него и стал тянуть изо всех сил, не обращая внимания на ее истошные вопли, пока не прибежала мама. Нос у Оксаны распух, но нисколечко не вытянулся. А этот врун Киплинг утверждает, будто крокодил, схватив слона за нос, вытянул его в такой длиннющий хобот.