— Ох, куме, век не забуду!
— А зайцы? — нетерпеливо напомнил Юра, пытаясь разжать кулак.
— Зайцы? — спохватился Дмитро Иванович. — Зайцы направили на меня самопалы и ждут. А я говорю им: «Протрите очи и гляньте на меня. Или не узнали своего пана?»
Тут Дмитро Иванович быстро снял очки, нагнул голову набок, изменил выражение лица и громко прокричал, грозя кулаком:
— Давайте конфеты!
— Вылитый Эраст Константинович! — воскликнула мать.
— Ну, тут зайцы испугались и отдали конфеты. Глянь!
«Заячий дядя» раскрыл кулак, на ладони лежали три конфеты.
— А теперь показывай свое богатство!
По подсказу Дмитро Ивановича Юра недавно начал собирать коллекцию почтовых марок.
Юра побежал в детскую за марками. В коридоре его перехватила Ариша и потащила к себе на кухню. Юра было заартачился, но она обещала угостить вкусным.
— Молись, паныч, молись, грешник! — сердито начала она. — Не приведи господи не только слушать, а и видеть этого нечестивца, чтоб он сгинул!
— О ком это ты, Ариша? — спросил Юра.
— О твоем, стыдно сказать, крестном, Дмитро Ивановиче. Леший и тот лучше этого нечестивца! Тьфу, тьфу, тьфу!
— А почему он нечестивец?
— Да станет ли истинный христианин могилы раскапывать? Прах тревожить? А ведь он собственными руками человеческие кости оттуда вынимает. Даже над черепами и то, нечистый дух, измывается, всякие там слова шепчет.
— Ночью роет? — испуганно спросил Юра, вспоминая сказки.
— Ночью, дитятко, ночью!
— И кровь сосет, как упырь или кощей?
— И упырь, и кощей, и сам черт чертович! И не то еще о нем рассказывают. Как такого только земля держит! И как у него руки не отсохнут могилы грабить! Не только золото, серебро выгребет, а даже куска ржавого железа, каминьца и то, ирод, не оставит! Ох, будет ему на том свете, будет. Крестись, бей поклоны! Будешь на нечестивца смотреть — ослепнешь, будешь говорить с ним — отсохнет язык! Чур, чур, чур!
Эти заклинания так перепугали Юру, что, когда пришла мама и позвала его, он убежал в детскую и там забился под кровать, так что его еле нашли.
Юлия Платоновна чуть не силой привела Юру в кабинет. Дмитро Иванович попробовал его обнять, но он отстранился и, по-бычьи опустив голову, сказал:
— Вы грабите могилы, крадете кости и клады!
Дмитро Иванович не рассердился. Он изумленно воззрился на Юру, развел руками и воскликнул:
— Эге-ге, сынку! Где ж ты наслушался таких баек? Ведь это ж старый Бродский говорит так селянам, натравливает на меня баб, чтобы помешать вести раскопки. Уже было раз горячо: собрались бабы вокруг раскопа и камнями чуть не поубивали меня и моих помощников…
Утром, когда Дмитро Иванович уехал, отец рассказал о нем, искателе следов культуры древних народов, живших когда-то здесь.
— Тебе нравятся следопыты? Вот Дмитро Иванович тоже следопыт, только ищет он древности, чтобы рассказать, как жили, чем занимались и что умели люди тысячи лет назад.
Наибольшее впечатление на Юру произвело то, что Дмитро Иванович ездил на верблюде по пустыне, искал и раскапывал древние селения. В здешних курганах — а это могилы вождей и воинов древних племен — находили сабли, наконечники копий и стрел и даже вполне хорошие луки, с которыми скифы охотились на зверей и сражались с врагами. Вот бы Юре такой лук! Об Аришиных проклятиях он уже забыл, но отец напомнил:
— А ты бы попросил прощения у Дмитро Ивановича, — посоветовал он.
Юра надулся и замолчал.
— Сам обидел человека, да какого, и еще смеешь обижаться? А я думал, ты уже научился владеть собой. Если ты человек мужественный, то обещай мне, как только приедет Дмитро Иванович, сразу же попросить у него прощение за грубость.
Юра глубоко вздохнул, но обещал.
Прошел и один день, и второй, и неделя. Алеша торопил с походом к горизонту, а Юра не хотел идти до приезда крестного.
3
Дмитро Иванович приехал через десять дней. Пока он здоровался со взрослыми, Юра успел спрятаться в детской, чтобы не просить прощения. Его звали, но он не откликался. К чаю он появился так, будто встретился с крестным впервые.
Дмитро Иванович сделал вид, что не заметил появления мальчика, и тот был рад этому.
А потом Юра осмелел и, желая напомнить о себе, спросил:
— А как зайцы?
— Не мешай! — строго приказал отец.
И тот сразу понял, почему к нему такое невнимание: отцу не удалось уговорить Бродского подарить в музей или продать «каминьци». Бродский так кичился этими «каминьцами», что даже не разрешил снять с них копии для музея.
Читать дальше